Pravda.Info:  Главная  Новости  Форум  Ссылки  Бумажная версия  Контакты  О нас
   Протестное движение  Политика  Экономика  Общество  Компромат  Регионы
   Народные новости  Прислать новость
  • Экономика

  • Социализм как историческая возможность - 2009.09.15

     Автор: Александр Яновский

    Социализм как историческая возможность
    Предисловие

    Нас, активистов СРС,  часто упрекают, что мы занимаемся критикой марксизма по каким-то своим непонятным корыстным соображениям либо из-за стремления к оригинальничанию. Данная статья нашего товарища даёт понять, насколько необоснованны эти упрёки.

    Эта статья представляет собой, говоря гегельянским языком, вклад в «снятие» марксизма, в преодоление марксового этапа материалистического понимания истории на основе самого материалистического понимания истории, в решение тех противоречий, которые не смог и не мог в своё время решить Маркс.

    Исходя из идеи об обусловленности производственных отношений производительными силами, тов. Яновский убедительно доказывает, что коммунистическая революция не могла победить в эпоху жизни Маркса и даже в ХХ веке, потому что тогда отсутствовали как производительные силы, адекватные коммунистическому способу производства, так и зачатки новых производственных отношений, дальнейшее развитие и триумф которых были бы невозможны без уничтожения капитализма. Тем самым даётся ответ на главный, пожалуй, теоретический вопрос, стоящий перед современным социально-революционным движением: почему коммунистический переворот, который много раз в истории казался совсем близким, так до сих пор и не совершился.

    Как сам автор, так и вся наша организация готовы внимательно слушать и аргументировано спорить с критикой по существу. В конце концов, мы не гуру, заявляющие о своей непогрешимости. Что касается всякого злобного пустозвонства, то нашим девизом, как и девизом нашего великого учителя Карла Маркса остаются слова Данте: «Следуй своей дорогой и пусть люди говорят что угодно!» [1].


    I

    Лев Троцкий писал в 1938 году: «Мировое политическое положение в целом характеризуется прежде всего историческим кризисом пролетарского руководства. Экономическая предпосылка пролетарской революции давно уже достигла наивысшей точки, какая вообще может быть достигнута при капитализме. Производительные силы человечества перестали расти» [2]. С тех пор прошло 70 лет, а мнение, что экономические условия для социальной революции полностью созрели или даже «перезрели» на момент начала XX века, и дело оставалось лишь за «правильным руководством», созданием «правильной рабочей партии» (и тому подобное) является господствующим не только среди последователей Троцкого, но и почти среди всех других  представителей антикапиталистического движения. Причём, анархисты здесь не далеко уходят от большевиков, только несколько меняют полюс своих претензий, сетуя на то, как  последние погубили русскую революцию своими авторитарными тенденциями и до сих пор продолжают вредить рабочему классу.

    Теперь давайте вернёмся к приведенной цитате. То, что она принадлежит именно Троцкому, не имеет здесь большого значения, её мог произнести любой мыслитель, стремящийся быть последовательным марксистом.
    Хоть марксизм и обвиняют в «экономическом детерминизме», эта популярная сейчас интерпретация действительности, когда объявляется своеобразный «конец истории» по-марксистски и все надежды возлагаются лишь на субъективный надстроечный фактор, напрямую восходит к аутентичной теории Маркса и Энгельса.

    «Вот уже несколько десятилетий история промышленности и торговли представляет  собой лишь историю возмущения современных производительных сил против современных производственных отношений, против тех отношений собственности, которые являются условием существования буржуазии и ее господства… Производительные силы, находящиеся в его распоряжении, не служат более развитию буржуазных отношений собственности; напротив, они стали непомерно велики для этих отношений, буржуазные отношения задерживают их развитие; и когда производительные силы начинают преодолевать эти преграды, они приводят в расстройство все буржуазное общество, ставят под угрозу существование буржуазной собственности. Буржуазные отношения стали слишком узкими, чтобы вместить созданное ими богатство» – говорится в «Манифесте…». И далее там же: «Каким путем преодолевает буржуазия кризисы? С одной стороны, путем вынужденного уничтожения целой массы производительных сил, с другой стороны, путем завоевания новых рынков и более основательной эксплуатации старых. Чем же, следовательно? Тем, что она подготовляет более всесторонние и более сокрушительные кризисы и уменьшает средства противодействия им» [3].
    Здесь видно, что Маркс в 1848 году, 160 лет назад, рассматривал экономические кризисы как проявление упадка капиталистической системы, а дальнейшее развитие производительных сил при капиталистическом укладе считал всё более и более невозможным.

    В 1850 году он напишет: «При таком всеобщем процветании, когда производительные силы буржуазного общества развиваются настолько пышно, насколько это вообще возможно в рамках буржуазных отношений, о действительной революции не может быть и речи. Подобная революция возможна только в те периоды, когда оба эти фактора, современные производительные силы и буржуазные формы производства, вступают между собой в противоречие… Новая революция возможна только вслед за новым кризисом. Но наступление её так же неизбежно, как и наступление этого последнего.» [4]

    Однако, дальнейший анализ капитализма скорректировал взгляды Маркса, в «Капитале» Маркс уже пишет о том, что «конфликт противодействующих друг другу факторов периодически выливается в кризисы, которые всегда представляют собой только временное насильственное разрешение существующих противоречий, насильственные взрывы, которые на мгновение восстанавливают нарушенное равновесие» [5].То есть кризисы являются своего рода живительными кровопусканиями для капитализма, не характеризуют его деградацию, а наоборот являются для него органически присущими явлениями, необходимыми для развития.  А раз так, получается, что капитализм не может рухнуть под грузом собственных экономических противоречий.

    Соответственно и создание капиталистической системой материальных предпосылок для социальной революции ограничивается тем, что «она породила и людей, которые направят против нее это оружие (т.е. производительные силы – АЯ), — современных рабочих, пролетариев».  И, следовательно, главнейшей задачей коммунистов становится «организация пролетариев в класс, и тем самым — в политическую партию» на уже в целом созревшем для революции экономическом базисе.

    Тем не менее, на дворе начало XXI века, а коммунизма всё ещё не случилось. На самом деле, вопрос, почему именно социализм ещё не восторжествовал, а все революционные восстания потерпели поражение или подверглись вырождению, является одним из основных для социалистического движения.

    Теперь невозможно отрицать, что Троцкий был неправ, когда считал, что производительные силы общества перестали расти. Вряд ли нужно приводить конкретные примеры, опровергающие данный тезис. Однако, если производительные силы общества в XX веке продолжили рост и при капитализме, то из этого следует, что тот уровень производительных сил вполне соответствовал капиталистическим производственным отношениям! Те же противоречия между производительными силами и производственными отношениями, которые существовали, не были антагонистическими, и, как писалось выше, органически разрешались в экономических кризисах, которые есть способ существования капитализма. Представить же ситуацию, когда одни и те же производительные силы используются двумя разными способами производства, невозможно. Каким образом подсечно-огневое земледелие может вестись капиталистически и как механизированное хозяйство может основываться на барщине, например?

    Мы можем утверждать, что материалистическое понимание истории по Марксу содержит в себе противоречие. В концепции Маркса новый способ производства всегда зарождается в рамках старого и только затем вступает в противоречие с оковами существующего общества, для перехода же от капитализма (экономической общественной формации вообще) к коммунизму Маркс сделал исключение из собственной логики и пришёл к выводу, что само по себе развитие производительных сил (а возникновение коммунистических производственных отношений не представлялось возможным), на основе буржуазных производственных отношений даёт шанс для перехода к бесклассовому обществу. Переход этот же должен случиться в результате захвата пролетариатом политической власти, осуществляя которую, можно будет изменить и экономический базис. А как показала практика, ввести новый способ производства по декрету советской власти не получится.

    Поэтому надо внимательней взглянуть на производительные силы капиталистической эпохи и попытаться понять, почему они будут неизбежно порождать буржуазные производственные отношения.

    II


    Основной единицей капиталистического производства в начале XX века являлось промышленное предприятие. На таком предприятии тенденции, описанные Марксом ещё в XIX веке, развились до предела: «Вследствие возрастающего применения машин и разделения труда, труд пролетариев утратил всякий самостоятельный характер, а вместе с тем и всякую привлекательность для рабочего. Рабочий становится простым придатком машины, от него требуются только самые простые, самые однообразные, легче всего усваиваемые приемы…  Вследствие возрастающего применения машин и разделения труда, труд пролетариев утратил всякий самостоятельный характер, а вместе с тем и всякую привлекательность для рабочего» и далее «Современная промышленность превратила маленькую мастерскую патриархального мастера в крупную фабрику промышленного капиталиста. Массы рабочих, скученные на фабрике, организуются по-солдатски. Как рядовые промышленной армии, они ставятся под надзор целой иерархии унтер-офицеров и офицеров» [6].

    В 1911 году вышла книга Тейлора «Принципы научного менеджмента», где он предлагал систему организации труда и управления производством, в основе которой лежит максимально возможное разделение труда и рационализация движений рабочих (по сути же – их окончательное превращение в машины, «придатки машин»). Сами рабочие, надо сказать, в штыки восприняли такую новацию, хоть она и повышала производительность труда почти в два раза. Но никакие забастовки не смогли предотвратить  внедрение системы Тейлора в производство.

    Объективная потребность в росте производительности труда требовала максимальной атомизации рабочих предприятия, когда каждый из них выполнял какую-то одну конкретную операцию, а взаимодействие между рабочими сводилось практически к нулю. Разумеется, при такой организации труда, рабочим был не понятен процесс производства в целом. И представить себе такое производство под их собственным контролем и управлением они не могли.

    Сложно вообразить себе ситуацию, когда крестьянин огорчился бы уходу барина и обретённой им теперь свободе. Но нечто подобное происходило с промышленными рабочими в 1917 году.

    После Февральской революции получило широкое распространение движение за рабочий контроль, на предприятиях начали возникать фабрично-заводские комитеты, которые должны были контролировать деятельность администрации. Это было ответной реакцией рабочего класса на саботаж производства буржуазией, которая пыталась подорвать таким образом достижения Февраля. В условиях политического двоевластия у рабочих была возможность перейти к непосредственному захвату предприятий, но они не торопились ей воспользоваться и всегда стремились к сотрудничеству с администрацией, если она не пыталась свернуть производство.

    Вот что говорил левый эсер Левин, один из организаторов Первой конференции фабзавкомов: «Всё, что в силах заводских комитетов – делается ими. Но будет идеализацией, если мы представим, что на всех заводах работы этих комитетов протекают очень гладко, плодотворно и организованно. Дело в том, что контроль, осуществляемый заводскими рабочими организациями, в большинстве чрезвычайно прост и примитивен… без содействия подлинно революционной государственной власти в деле организации производства комитеты не смогут справиться с такой большой и сложной организацией» [7].

    Здесь речь идёт не об управлении, а о контроле, и то он в полном объёме для самих рабочих кажется непосильной задачей. Но буржуазия была не готова мириться с мыслью даже об узком рабочем контроле и постепенно переходила в контрнаступление и саботировала производство.

    На Конференции фабзавкомов в августе 17-ого рабочий с «Динамо» говорил: «Нам говорят, что необходимо контролировать, но что мы будем контролировать, когда теперь же остаются только одни стены, пустые стены?» [8]. Но, несмотря на это, призывы анархистов к прямому захвату предприятий не находили на конференциях фабзавкомов поддержки. Хотя после Октября тенденция к более широкому контролю и принятию участия в управлении была налицо, это не смогло кардинально изменить ситуацию.

    Приведём ещё одну обширную цитату из книги Д. Манделя «Рабочий контроль на заводах Петрограда»: «Хозяин Новой бумагопрядильной фабрики вскоре после Октября покинул предприятие из-за контрольной деятельности фабкома. Он не желал больше терпеть, как председатель рабочей контрольной комиссии тщательно проверяла каждый расход перед тем, как поставить свою подпись на чек. Вне себя, он ей наконец сказал: «Ладно, в таком случае вы займёте моё место, а я уйду!». Председатель так и сделала. Вспоминая этот случай несколько лет спустя, она объясняла свою дерзость молодостью: «Я была всего лишь девочкой. Я подумала: А почему бы и нет? Небольшая потеря». Но она не просидела и десяти минут в директорском кресле, как её вызвали на собрание остальные члены фабкома, которые её сильно выругали: «Разве не знаешь, что мы не справимся без специалиста?» [9].

    Бухарин в «Экономике переходного периода» приводит цитату из брошюры немецкого левого инженера Германа Бека «Социализация как организационная проблема»: «Многочисленное собрание не может принять решений, по крайней мере таких, что касаются экономической жизни с ее сложными взаимосвязями и тяжестью последствий каждого решения. Необходимо прежде всего сказать, что в задачу производственных советов не входит непрерывное вмешательство в деятельность администрации по техническому и экономическому руководству предприятием, так же как парламент не может вмешиваться в текущие дела органов государственного управления. Руководство предприятием не может вестись исключительно комитетами и советами, оно должно осуществляться отдельными ответственными, профессионально подготовленными и самостоятельно действующими лицами… Значение всех этих коллективных органов может состоять только в том, чтобы определять устав предприятия, равно как направление и метод руководства предприятием, и постоянно следить за практикой управления предприятием… Вторая же важная функция комитетов – это осуществление подбора кадров…»  [10].

    Понятно, что «специалисты» определённого профиля и даже координаторы производства нужны  будут при любой организации общества, но здесь мы можем говорить о специалисте как о фактически хозяине предприятия. Ситуацию, когда сотни человек занимаются монотонным ручным трудом, а один человек определяет сколько, как и когда им работать, будь он хоть десять раз выборным, никак нельзя назвать примером самоуправления. На наш взгляд самоуправление подразумевает не что иное, как именно непосредственное участие всего коллектива трудящихся в принятии решений. В условиях начала XX века самоуправление, как мы видим, было невозможно. У рабочих встаёт вопрос даже не о том, как управлять, а о том, как контролировать управляющих. А если контролем занимаются отдельные государственные органы, то встаёт вопрос, как контролировать того, кто контролирует управляющих… и так далее.

    Вернёмся в 17-ый год. Здесь у рабочих не было иного выхода кроме как на Шестой Конференции фабзавкомов Петрограда призвать новое правительство немедленно приступить к подготовке передачи всех предприятий государству. Хорошо известно, чем кончилась такая национализация – возвратом к старым порядкам на предприятиях.

    Произошло это не потому, что большевики сознательно стремились подавить творчество рабочего класса, а просто из-за производственной необходимости. Как говорил Ленин: «Беспрекословное подчинение единой воле для успеха процессов работы, организованной по типу крупной машинной индустрии, безусловно, необходимо» [11]. Так, если Ленин в 1913 году, выражая интересы пролетариата, клеймил систему Тейлора как ««научную» систему выжимания пота», то в 1918 году он же призывает взять её на вооружение: «Последнее слово капитализма в этом отношении, система Тейлора, — как и все прогрессы капитализма, — соединяет в себе утонченное зверство буржуазной эксплуатации и ряд богатейших научных завоеваний в деле анализа механических движений при труде, изгнания лишних и неловких движений, выработки правильнейших приемов работы, введения наилучших систем учета и контроля и т. д.. Советская республика во что бы то ни стало должна перенять все ценное из завоеваний науки и техники в этой области…. Надо создать в России изучение и преподавание системы Тейлора, систематическое испытание и приспособление ее» [11].

    Марксисты начала ХХ века считали, что крупное машинное производство создает такие производственные отношения, такой способ производства, какие означают возможность построения социализма и достаточно путем политической революции убрать класс буржуазии, чтобы он восторжествовал.

    Когда после Октябрьской революции дело дошло до попыток практической реализации, марксисты-большевики вынуждены были убеждаться, что все обстоит сложнее. Чтобы коммунизм победил, необходимы не просто развитые капитализмом производительные силы, но такие производительные силы, капиталистическое применение которых неэффективно. Тот факт, что потогонная система Тейлора была вновь востребована после Революции, говорит о том, что таких производительных сил в начале XX века ещё не существовало.

    Приведём ещё другую цитату Троцкого, в которой он задаётся вопросом о пределах роста капитализма.

    «Вопрос таков: изжил ли себя капитализм или нет? Или иначе: способен ли еще капитализм в мировом масштабе развивать производительные силы и вести человечество вперед? Это вопрос основной… Ибо, как объяснял нам Маркс, ни один общественный строй не сходит со сцены, не исчерпав всех заложенных в нем возможностей» [12].

    Действительно, если социальная революция не была возможна в XX веке, возможна ли она сейчас? Есть основания полагать, что ответ положительный.

    III

    Так называемые «постиндустриальные» тенденции в развитии капитализма фактически нисколько не изменили характера труда наёмных рабочих. Д.Бeлл, один из ведущих теоретиков постиндустриализма, писал:  «первой   и  простейшей   характеристикой
    постиндустриального общества является то, что большая часть рабочей силы уже
    не  занята   в   сельском  хозяйстве  и  обрабатывающей  промышленности,   а
    сосредоточена  в  сфере   услуг,  к  которой  относятся  торговля,  финансы,
    транспорт,  здравоохранение,  индустрия  развлечений, а также  сферы  науки,
    образования  и   управления» [13].

    Но закручивает ли человек гайки на заводе, разогревает гамбургеры или складывает числа на калькуляторе – его труд остаётся всё таким же монотонным, лишенным смысла и воспринимается рабочим как наказание. В независимости от рода деятельности, управление подобным производством не могло производиться самим коллективом, члены которого так и осталось придатками машины, только не станка, а торгового прилавка или вычислительной машины, которым непонятно что они делают и зачем.

    В реальности ситуация начала меняться только в конце XX века, когда прогресс компьютерной техники позволил с одной стороны создавать персональные компьютеры доступные для каждого предприятия и человека, а с другой стороны позволил использовать компьютеры для решения сложных задач за короткий срок. Существует значительное различие между человеком, который использует компьютер для решения арифметических задач бухгалтерского учёта и тем, который использует компьютер для написания программного обеспечения и построения математических моделей естественных процессов в команде коллег.

    В конце XX века распространение получила деятельность по написанию программного обеспечения (софта) для компьютеров, то есть программирование. Такая деятельность далеко не всегда носила трудовой характер. Первоначально значительная часть софта писалась любителями на некоммерческой основе, подобно тому как в клубах юных техников собирали модели самолётов, кто-то писал компьютерные программы ради собственного удовольствия. В университетах программистской деятельностью занимались учёные, для которых это тоже было не столько средством заработка, сколько интеллектуальной потребностью. И только затем в эту производственную нишу, которая ещё не носила капиталистический характер, пришёл бизнес. Авторское право на компьютерные программы возникло только в 1980 году. Капитал успел оценить прибыли, которые можно сделать, подчинив себе программирование. Однако, у программистского сообщества к тому времени уже сложилась своя собственная этика, противоречащая буржуазной. Так среди программистов было принято свободно распространять свои программы и оставлять возможность другим вносить в неё изменения для своих нужд. Требования же капитала к программированию диаметрально противоположные: каждая копия программы должна стоить денег, а её код должен быть закрытым, чтобы не попасть в руки конкурентов.

    Однако, не все программисты были согласны работать на таких буржуазных началах.

    Для противодействия коммерциализации программирования в конце 80-х в США возникает движение за свободное программное обеспечение, которое в основу своей деятельности положило идеологию «копилефт». Кратко, суть идеи «копилефта» заключается в том, что она оставляет за автором неимущественные права (право упоминания авторства, право первой публикации и.т.д.), но позволяет без разрешения автора вносить изменения и распространять дальше продукт первоначально созданный им. Делается это главным образом для того, чтобы информация, находящаяся в общественной собственности (public domain) и ничем не защищенная, не попала под копирайт какого-нибудь хитреца, решившего присвоить себе народное достояние. Хитрец может, к примеру, опубликовать сказку про колобка под своим именем и взимать с каждой рассказанной «копии» деньги. Можно сказать, что копилефт является диалектическим снятием интеллектуальной частной собственности, так как устраняет негативные черты авторского права («закрытость информации»), сохраняет его позитивные черты («собственно авторство») и соответственно выводит отношения в сфере интеллектуального производства на новый уровень [14].

    В английском языке слово “free” означает одновременно и свободный и бесплатный, поэтому для программ с открытом кодом в независимости от их платности применяется обозначение – “opensource”, а для бесплатных программ в независимости от открытости их кода – “free soft”. Как правило то, что “free” является и “open”, и наоборот.

    На сегодняшний момент в информационном производстве сложилось как бы два сектора: один из которых работает на капиталистических принципах, а другой основан на добровольной некоммерческой координации программистов. Наверное, рядовому человеку сложно представить себе как люди самостоятельно, не «из под палки» могут координировать свои действия для создания сложных высокотехнологичных продуктов.

    Однако – получается. Пример тому – разработка свободной операционной системы Debian на базе ядра GNU\Linux.

    Для того, что понять какое всё это имеет значение для социальной революции нам придется обратиться к концепции производительного труда при капитализме у Маркса. Капиталистическая экономика, чтобы развиваться должна основываться не просто на труде рабочих, а на их производительном труде. Маркс в своё время дал такое определение производительного труда: «Производительным трудом, в смысле капиталистического производства, является тот наёмный труд, который будучи обменён на переменную часть капитала (на часть капитала затрачиваемую на заработную плату), не только воспроизводит эту часть капитала (т.е. стоимость собственной рабочей силы), но кроме того, производит прибавочную стоимость для капиталиста» [15]. Обратим внимание на то, что определение даётся именно «в смысле капиталистического производства». То есть труд совсем не обязательно должен нести некую общественную пользу. Так, капиталист может нанять рабочих для изготовления некачественной водки, которая вообще будет иметь «отрицательную» полезность, но свою прибыль при этом он получит. И наоборот, нанятый на дом репетитор может нести пользу – давать знания, но при этом он не будет производителен с точки зрения капитализма. «Потребительная стоимость товара, в котором воплощается труд производительного рабочего, может быть совершенно ничтожной… Здесь мы имеем такую характеристику труда, которая проистекает не из его содержания или результата, а из его определённой общественной формы» – замечает Маркс далее.

    В связи с этим, кстати, развеивается один из давних левацких мифов о том, что только промышленный пролетариат является производительным, в то время как все работники умственного труда «лишь проедают созданную стоимость». Во времена Маркса значительную часть непроизводительных рабочих составляли ремесленники, и различная домашняя прислуга: «Актёр, например, и даже клоун, является, в соответствии с этим, производительным, если он работает по найму у капиталиста (антрепренера), которому он возвращает больше труда, чем получает от него в форме заработной платы; между тем мелкий портной, который приходит к капиталисту на дом и чинит ему брюки, создавая для него только потребительную стоимость, является непроизводительным работником. Труд первого обменивается на капитал, труд второго – на доход. Первый род труда создаёт прибавочную стоимость; при втором потребляется доход» [15]. Уровень развития производительных сил XIX века давал все основания полагать, что капиталистический способ производства будет и дальше поглощать всё общественное производство и соответственно превращать всё большое количество непроизводительных рабочих в производительные (а следовательно и в пролетариат). «Ясно, однако, что в той же мере, в какой капитал подчиняет себе всё производства, – так что все товары производятся для продажи, а не для непосредственного потребления, и соответственно этому растёт производительность труда» [15].

    Тем не менее, Маркс отмечал, что в сфере нематериального производства «проявления капиталистического производства в данной области так незначительны в сравнении со всем производством в целом, что могут быть оставлены совершенно без внимания». Таким образом, капиталистический способ производства не мог полностью подчинить себе то, что Маркс называл ещё «духовным производством». «В большинстве случаев здесь дело ограничивается переходной к капиталистическому производству формой, заключающейся в том, что люди, занятые различными видами научного и художественного производства, ремесленники или же мастера своего дела, работают на совокупный торговый капитал книготорговцев, – отношение, не имеющие ничего общего с капиталистическим способом производства в собственном смысле слова и ещё не подчинённое ему даже формально» [15]. Удельный вес нематериального производства относительно всего общественного производства был крайне мал, поэтому и не удостаивался особо внимания во времена Маркса.

    Посмотрим же, как обстоит с этим дело сейчас. Смог ли капитализм сегодня подчинить себе нематериальное (информационное, идеальное, духовное) производство? Как мы уже знаем, производство, например, программного обеспечения, сперва в сущности не носило капиталистический характер. Более того, этика разработчиков компьютерных программ сильно отличалась от буржуазной, в сообществе программистов было принято бесплатно делиться своим трудом с другими энтузиастами ради общего блага. Это не было бизнесом, это не было трудом, это было творчеством. Капитализм, однако, смог почти полностью подчинить себе информационное производство, но не до конца, и вскоре, дойдя до некоторого своего максимума начал опять сдавать свои позиции.

    Фактически, ещё раз подчеркнём, в информационном производстве мы имеем на данный момент два способа производства: капиталистический и иной, основанный на свободной кооперации производителей. Сделаем ещё раз небольшой взгляд назад. Маркс, анализируя ситуацию XIX века, писал: «С одной стороны, капитал видоизменяет способ производства, а с другой стороны, это видоизменение способа производства и эта особая ступень в развитии материальных производительных сил представляют собой основу и условие самого капитала, предпосылку его собственного формирования… так как живой труд – в результате обмена между капиталистом и рабочим превращён в составную часть капитала и с первого же момента процесса труда выступает как деятельность, принадлежащая капитала, то все производительные силы общественного труда принимают вид производительных сил капитала». Но мы имеем огромное количество музыки, программного обеспечения, текстов, рисунков и фотографий которые создаются энтузиастами для свободного потребления. Произвести какую-то количественную оценку числа этих благ сложно, приблизительно они составляют от 10 до 25% от всего числа благ данного типа.

    На первый взгляд в этом нет ничего такого, ведь «свободное» народное творчество существовало и тысячу лет назад. Дело в том, что продукты этого свободного труда (а вернее творчества, так как труда «свободного» не бывает) реально начинают составлять конкуренцию коммерческим продуктам и постепенно вытесняют капиталистический способ производства. Более того, следует отбросить некий интеллектуальный капиталистический фетишизм и начать рассматривать некапиталистические формы деятельности более серьёзно. Сказки и частушки распространялись во времена феодализма так же, как свободный софт распространяется сегодня во времена капитализма. Да, но, что если бы сказки имели больший вес в системе общественного производства? Что, если бы вместо «копирования» сказок люди могли бы также копировать материальные объекты, подрывая, таким образом, господствующий способ производства? Звучит серьёзно. А теперь подумайте, что сегодня ни одно современное производство не может обходиться без программного обеспечения.

    Миллионы человек по всему миру продолжают объединяются между собой на демократических основах для создания некоммерческих продуктов (НЕ товаров), обогащающих человечество. Их труд относительно капиталистического производства можно назвать «антипроизводительным» с позиций капиталистического способа производства, так как он отбирает у капитала то, что он хотел бы создать сам и для себя. Можно сказать, что мы имеем дело с ростками нового способа производства в рамках старого(!) – нетоварным производством. Свободный труд ещё только зарождается в рамках капиталистического. Более того, сам капитал имеет возможность использовать продукты свободного труда для собственного роста, но чем больше он это делает, тем отчётливей становится видна его «неконкурентоспособность».

    «Общественные и всеобщие производительные силы труда выступают как производительные силы капитала…» – писал Маркс. Но теперь мы можем сказать, что они начинают вырываться из под их ига. И вывод о Маркса о том, что «сама рабочая сила этих рабочих претерпевает под воздействием указанных форм (капиталистических – прим. авторов) такие видоизменения, что она в самостоятельном существовании, т.е. вне этой капиталистической связи, становится бессильной и её самостоятельная способность к производству уничтожается» теперь становится неверным. Общественные и всеобщие производительные силы труда больше не выступают как производительные силы капитала.

    Капиталистический способ производства является лишь частным случаем общественного производства, капитализм никогда не подчинял себе ВЕСЬ объём производства благ. Так всегда существовало производство на дому, например. Но лишь сейчас капитализм теряет свою эффективность в глобальных масштабах. Развитие производительных сил вытесняет капиталистический способ производства на обочину производства ВООБЩЕ, постепенно заменяя его на более адекватный новым производительным силам способ производства, основанный на свободной кооперации производителей. Такой способ производства принято называть коммунистическим. Но не так ожидали его появления апологеты левой мысли. Если генералы готовятся к войнам прошлого, то революционеры – к революциям минувшего века. Реальность оказалась сложнее. Содержанием грядущей коммунистической революции будет победа нового способа производства, который ещё только зародился, над старым реакционным капиталистическим способом производства.

    IV


    В прошлой части статьи мы значительное внимание уделили, как было написано «нематериальному (информационному, идеальному, духовному) производству». И мы констатировали тот факт, что в этой сфере ростки нового способа производства появились первыми. Однако, из этого абсолютно не следует, что материальное производство не может быть перестроено на социалистических началах управления производством. Информационное производство в современном смысле этого слова (например, «написание» программ) появились относительно недавно и логично, что в нём используются все новейшие технические разработки и модели управления производственным коллективом. Материальное же производство может приносить прибыль капиталистам и без модернизации оборудования, за счёт большей эксплуатации рабочих. Но сам по себе факт «нематериальности» производства не делает его более адаптированным к социалистическому способу производства, просто благодаря его характеру в нём этот новый способ производства зародился впервые. На нём же он не остановится.

    То принципиально новое, что появилось в современном информационном производстве – это возможность для трудового коллектива самому управлять производством. И эта возможность может быть распространена на материальное производство, за счёт модернизации оборудования, автоматизации и компьютеризации производства.

    Другой вопрос, что капиталисту, как уже говорилось, может быть проще повысить норму эксплуатации, а не модернизировать производство. Тем не менее, появляются примеры новых промышленных производств, принципы функционирования которых отвечают техническим требованиям социалистического способа производства.

    Недавно прошла новость, что компания «Тетра Пак оснащает первое полностью автоматизированное молочное предприятие России. Новый молочный комбинат – это уникальное производство, которое на сегодняшний день по праву может считаться одним из самых передовых предприятий молочной отрасли не только России, но и Европы.  Оснащенный компанией Тетра Пак завод «Галактика» является единственным полностью автоматизированным предприятием молочной отрасли России. Система Tetra PlantMaster обеспечивает автоматизацию всех процессов производства и позволяет управлять всем заводом из одной операторской»    [16]

    Уничтожение (снятие) труда на материальном производстве по сути сводится к тому, что само материальное производство превращается в информационное. Задачей рабочего становится не физически трудиться, а управлять… информационными процессами по контролю за производством.

    Абсолютно ясно, что в первый же день социальной революции одной из главных задач власти общих собраний станет модернизация всего материального производства до уровня уже появившихся заводов типа «Тетрапак». В этом будет заключаться содержательная сторона процесса социализации (обобществления) производства. Информационное же производство сможет быть социализировано в гораздо кратчайшие сроки, и там это будет связано в большей степени со сломом старой системы менеджмента, а не техническим переоснащением

    Необходимо напомнить, что попытки социализации производства на новых технологических началах происходили и раньше. Таких случаев можно выделить два, и они уже достаточно хорошо описаны в литературе.

    Первый из них имело место в Чили во время правления там Сальвадора Альенде.  Наиболее подробно и в доступной форме этот эксперимент описан в работе «Мечты в Сантьяго» Энди Беккета [17]

    Приведём оттуда ряд цитат: «В Сантьяго, столице Чили, радикальное марксистское правительство Сальвадора Альенде, полное энтузиазма и свежих идей, жаждало всяческих новшеств. Оно наняло отца Саймона Бира – Стаффорда – провести намного более технологичный эксперимент, измерители в котором были лишь малой частью. Этот эксперимент стал известен как «Проект Киберсин» (Project Cybersyn). Никто не пробовал сделать что-либо подобное ни прежде, ни потом (Здесь автор ошибается, вероятно, плохо зная о проекте ОГАС – прим. А.Я.)».

    «То, что предпринял Стаффорд Бир, по его же словам, стало «внедрением» электронной «нервной системы» в чилийское общество. Избиратели, рабочие места и правительство должны были быть соединены вместе новой, интерактивной национальной системой коммуникаций, которая преобразовала бы отношения между ними, сделала бы их более свободными, равноправными и ответственными, чем ранее. Это был своего рода «социалистический интернет», придуманный за десятилетия до капиталистического аналога» (интернет сам по себе, как техническое средство, не может быть «капиталистическим» или «социалистическим» – прим. А.Я.).

    «До сих пор получение и обработка этой ценнейшей информации – даже в более богатых, более «развитых» странах – отнимали у правительства, по крайней мере, шесть месяцев. Но «Проект Киберсин» предлагал обходные пути вокруг многих препятствий технического характера. Обнаруженные на одном забытом складе 500 телексов, купленных предыдущим чилийским правительством, но так и оставшихся неиспользованными, потому что никто не знал, что с ними делать, были распределены по фабрикам и заводам. Центром появившейся сети стали две диспетчерские в Сантьяго. Там небольшая группа персонала собирала всю экономическую статистику воедино, а последняя прибывала каждый день по плану – ровно в пять часов. Оттуда обработанную статистику в виде отчета, используя дорогостоящую ЭВМ, отправляли в президентский дворец Ла Монеда».

    «Однако это далеко не всегда удавалось. «Некоторые люди, с которыми я общался, – рассказывает Эден Миллер, американский исследователь, пишущий докторскую диссертацию – в том числе и о «Проекте Киберсин», – говорили, что заставить предприятия посылать свою отчетность правительству походило на вырывание зуба с помощью нитки». В неспокойные для Чили 1972 и 1973 годы, с дефицитом, забастовками и пробуксовывающими инициативами правительства, на первый план часто выходили иные приоритеты. Да и рабочие часто не хотели или не были способны управлять своими предприятиями: «Люди, с которыми имели дело ученые группы Бира, – рассказывает Миллер, – в основном все же были управленцами».

    «Но были и успехи. «На многих предприятиях, – вспоминает Рауль Эспехо, – рабочие начали распределять место в своем цехе так, чтобы создать те же самые графики, что были у нас в Сантьяго». Предприятия использовали свои телексы, посылая запросы, предложения и жалобы правительству, и получали ответы. Была налажена обратная связь. В октябре 1972, когда правительство Альенде столкнулось с самым большим кризисом за последнее время, изобретение Стаффорда Бира доказало свою жизненную необходимость».

    Как известно, проект был свёрнут после военного переворота во главе с Пиночетом.

    Анализируя опыт этого проекта, необходимо подчеркнуть следующее: во-первых, не смотря на масштабы замысла – автоматизировать управление производством всей страны – технические средства, выбранные для реализации данной задачи, были крайне несовершенны. Есть значительная доля иронии в том, чтобы называть сеть из 500 телексов (!) – «социалистическим интернетом». Современные технические средства являются в сотни (!) раз более развитыми. Из этого объективного недостатка вытекают и другие субъективные, например, чрезмерная централизация «экономической киберсистемы». Также, как пишет Беккет, рабочие сами не всегда могли и хотели управлять предприятием, это говорит о том, что сама по себе «микроэкономика» предприятий была плохо подготовлена к социализации, и большинству предприятий было тяжело влиться в динамичную макроэкономическую модель «социалистического интернета» по управлению экономикой.

    Сейчас многие сторонники так называемого «киберкоммунизма» (причём каждый под этим термином понимает что-то специфически своё) превозносят проект «Киберсин» и жалуются на плохого генерала Пиночета, который де разрушил все благие начинания «социалиста» и «радикального марксиста» Альенде.

    На самом же деле, проблема была как раз в том, что Альенде не был революционным социалистом.

    Чилийская буржуазия согласилась допустить к власти левого реформиста Альенде в условиях роста активной борьбы масс, видя в «левом правительстве» средство подчинить и контролировать пролетарскую борьбу. Однако этого не случилось. После того, как в 1970г. были ослаблены полицейские репрессии, бурным потоком стало развиваться пролетарское движение, имели место массовые захваты предприятий, стала складываться ситуация двоевластия – в пролетарских предместьях возникли органы пролетарской контрвласти – «индустриальные кордоны».

    Честный реформист Альенде был слишком честен, чтобы подавить все это чудовищное в глазах буржуазии безобразие и был слишком реформистом, чтобы указать поднимающимся на борьбу массам единственную реалистическую – революционную – альтернативу. Своими обещаниями, что «армия никогда не выступит против конституции и народа», своим отказом от вооружения рабочих и разоружения буржуазии он разоружил (и в прямом, и в переносном смысле) пролетарские массы и оставил их неподготовленными к военному перевороту и установлению террористической диктатуры буржуазии.

    Альенде сохранил доверие к буржуазному государству, обещая через него сделать жизнь людей лучше, таким образом, сохранил патерналистские настроения в обществе и не мобилизовал массы на борьбу за свержение капитализма. Без перехода к власти общих собраний (политическому господству угнетённых классов) не было возможно и радикальное изменение экономической системы государства.

    Трудящиеся массы в такой ситуации оказались неспособными к самостоятельной борьбе за всеохватывающую революцию, за разрушение буржуазного государства, установление своей власти – власти общих собраний и социализацию производства. В итоге чилийская трагедия в очередной раз доказала всякую неэффективность и более того губительность парламентского пути и «социальных реформ»…

    Второй подобный эксперимент проводился в псевдосоциалистическом режиме государственного капитализма Советского Союза.

    Можно прямо заявить, что в послевоенный период СССР переживал кризис управления, эффективно управлять по сути капиталистической экономикой, играя в «особую роль товарно-денежных отношений при социализме» становилось всё более невозможно. Весьма интересны в данном контексте расчёты В. Глушкова (1962 год), из которых следует, что «при сохранении существующего уровня планирования (а этот уровень совершенно не соответствует требованиям сегодняшнего дня) и при сохранении неизменным уровня технической оснащённости сферы планирования, управления и учёта уже в 1980 году потребовалось бы занять в этой сфере всё взрослое население Советского Союза» [18]. Вместе с проблемами в экономике, проблемы были и в головах учёных-экономистов, и в головах менеджеров-капиталистов «советского государства». Нельзя было отказаться от социалистической риторики даже в научной экономической литературе, ведь это означало подрыв идеологической гегемонии класса государственной буржуазии, поэтому сознание правящего класса находилось в состоянии шизофрении, в попытке совместить несовместимое. Главный менеджер ЗАО СССР Сталин исходил, например, из того, что «наше товарное производство представляет собой не обычное товарное производство, а товарное производство особого рода, товарное производство без капиталистов, которое имеет дело в основном с товарами объединенных социалистических производителей, сфера действия которого ограничена предметами личного потребления, которое, очевидно, никак не может развиться в капиталистическое производство и которому суждено обслуживать совместно с его «денежным хозяйством» дело развития и укрепления социалистического производства» [19].

    Здесь же на выручку буржуазии пришёл академик Глушков с его проектом ОГАС (Общегосударственной автоматизированной системы управления хозяйством). В 60-70-е годы в странах частнособственнического капитализма проходила вместе с научно-технической революцией и революция управленческая, сущность которой заключалась в том числе и в повышении автоматизации производства. Подобные меры по улучшению менеджмента требовались и в СССР, что хорошо понимала «советская» государственная буржуазия. Проводить такую реформу в СССР, однако, требовалось централизованно из-за специфики государственного капитализма, и здесь проект ОГАС подходил идеально. Однако, Глушков ставил перед собой цели несколько иные нежели буржуазия. Об этом ниже.

    Предлагалось создать единую государственную сеть вычислительных центров, оборудовать ее мощными электронно-вычислительными машинами, которые позволили бы обрабатывать всю поступающую информацию. Вот как виделась ее сущность: структура единой государственной сети должна органически сочетать территориальный и отраслевой принципы, быть инвариантной по отношению к возможным изменениям структуры органов планирования и управления. Наиболее целесообразной представлялась трехступенчатая структура этой сети.

    Низовая ступень должна быть образована из кустовых вычислительных центров, пунктов сбора и первичной обработки информации, а также вычислительных центров предприятий и некоторых исследовательских организаций.

    Основные вычислительные мощности сосредотачиваются в нескольких десятках крупных опорных центров с мощностью каждого центра порядка 1-1,5 млн. операций в секунду. Эти центры должны быть расположены в местах наибольшей концентрации потоков экономической информации и обслуживать прилегающую к ним территорию. Кроме того, они должны функционировать в режиме единой вычислительной системы, что крайне важно для организации оптимального народнохозяйственного планирования.

    Третьей ступенью единой государственной сети вычислительных центров должен был стать головной центр, осуществляющий оперативное руководство всей сетью и непосредственно обслуживающий высшие правительственные органы. Система должна была объединить 100-200 крупных вычислительных центров в промышленных городах и экономических центрах. Помимо базовых крупных вычислительных центров, в сеть должны были включаться порядка 20 тысяч вычислительных центров предприятий и организаций, занимавшихся непосредственной обработкой экономической информации. В рамках ОГАС задумывалось также развертывание распределенного банка данных и разработка системы математических моделей управления экономикой.

    Предполагалось, что из любой точки системы можно будет получить доступ к любой информации, конечно, при наличии соответствующих полномочий, которые проверялись бы автоматически.  Итак, конечной целью ОГАС было объединение в единую систему тысяч вычислительных центров (ВЦ), отдельных автоматизированных систем управления предприятиями (АСУП) и автоматизированных систем управления отраслями народного хозяйства (ОАСУ).  [20]

    Проект ОГАС так никогда и не был реализован. Можно сказать, что не был реализован полностью. Отдельные его элементы в виде создания АСУП (автоматизированных систем управления предприятиями) на предприятиях военной промышленности и других высокотехнологичных сфер никак нельзя назвать реализацией проекта ОГАС. Да, на отдельных предприятиях удалось сократить бумажную волокиту и оптимизировать производственный процесс, но единая система управления народным хозяйством (которая невозможна без самоуправления на самих предприятиях) так и не была создана. Попросту потому, что это невозможно в капиталистической экономике, где экономикой управляет стихия рынка, а не разумный расчёт.

    Вероятно, утопичность плана Глушкова была очевидна буржуазии сразу, но она прагматично решила модернизировать экономику по образцу стран частнособственнического капитализма, в рамках проекта… по построению коммунистической экономики при капитализме. После чего буржуазия сразу же перешла на путь постепенных реформ в сторону частнособственнического капитализма («косыгинские реформы»).

    Недостатки у проекта ОГАС приблизительно такие же как и у «Киберсина». Это излишняя централизация, обусловленная двумя причинами: 1) низким техническим уровнем, всё-таки механизма «Интернета» (как саморегулируемой децентрализованной сети, более эффективной, чем любой централизованный механизм) ещё не существовало 2) политической потребностью верхов государственной буржуазии в случае успеха проекта контролировать из «центра» всю экономику.

    Главным же недостатком, если это вообще можно назвать в данном случае недостатком, проекта ОГАС была именно его утопичность. Ведь реальное построение ОГАС делало бы государственную буржуазию излишней, по сути ОГАС должен был уничтожить капитализм в СССР. Сделать это коллективу учёных было, разумеется, не под силу.

    А сам Глушков считал, что : «Отныне только “безмашинных” усилий для управления мало. Первый информационный барьер или порог человечество смогло преодолеть потому, что изобрело товарно-денежные отношения и ступенчатую структуру управления. Электронно-вычислительная техника – вот современное изобретение, которое позволит перешагнуть через второй порог.

    Происходит исторический поворот по знаменитой спирали развития. Когда появится государственная автоматизированная система управления, мы будем легко охватывать единым взглядом всю экономику. На новом историческом этапе, с новой техникой, на новом возросшем уровне мы как бы “проплываем” над той точкой диалектической спирали, ниже которой, отделенный от нас тысячелетиями, остался лежать период, когда свое натуральное хозяйство человек без труда обозревал невооруженным глазом.

    Люди начали с первобытного коммунизма. Большой виток спирали поднимает их к коммунизму научному» [21].

    Он полагал, что XX век стал началом нового поворота по спирали исторического развития. К сожалению, гениальный учёный немного поторопился в своих выводах и реальный поворот в развитии производительных сил начался лишь в конце XX века.

    V


    К концу XX-началу XXI веков сформировался новый способ производства, который может быть охарактеризован как коммунистический. При господстве капиталистических отношений, которые могут  быть свергнуты только революцией, этот новый способ производства носит чрезвычайно ограниченный характер и существует только в рамках производства нематериальных благ (программы, тексты, изображения и проч. – см вторую главу). В связи с этим, однако, встаёт ещё один чрезвычайно интересный вопрос. Если новые отношения существуют, то кто в эти новые отношения вступает? Например, в капиталистических отношениях производства есть пролетариат и буржуазия, в рабовладельческих – рабы и рабовладельцы, какие (какой?) класс(ы) являются задействованными в новом коммунистическом способе производства?

    Прежде чем ответить на этот вопрос, нужно сперва обратиться к классическому марксистскому пониманию классов и разобраться, на сколько это понимание адекватно текущему моменту и всему накопленному историческому материалу.  В работах самих Маркса и Энгельса прямые дефиниции пролетариата и буржуазии встречаются, во-первых, редко и, во-вторых, различаются между собой в зависимости от времени написания. Так,  в «Проекте Коммунистического символа веры» (1847) Энгельс пишет: «Пролетариат – это тот класс общества, который живет исключительно за счет своего труда, а не за счет прибыли с какого-нибудь капитала…» [22]. И в «Принципах коммунизма» (1847): «Пролетариатом называется тот общественный класс, который добывает средства к жизни исключительно путем продажи своего труда, а не живет за счет прибыли с какого-нибудь капитала… Одним словом, пролетариат, или класс пролетариев, есть трудящийся класс XIX века…. Пролетариат возник в результате промышленной революции, которая произошла в Англии во второй половине прошлого века и после этого повторилась во всех цивилизованных странах мира» [23].

    В предисловии к новому изданию «Манифеста Коммунистической Партии» (1888) Энгельс напишет следующее: «Под буржуазией понимается класс современных капиталистов, собственников средств общественного производства, применяющих наемный труд. Под пролетариатом понимается класс современных наемных рабочих, которые, будучи лишены своих собственных средств производства, вынуждены, для того чтобы жить, продавать свою рабочую силу».

    А в 1893 году Энгельс впервые вводит понятие «пролетариат умственного труда», так обращаясь к студентам-социалистам он скажет: «Пусть ваши усилия приведут к развитию среди студентов сознания того, что именно из их рядов должен выйти тот пролетариат умственного труда, который призван плечом к плечу и в одних рядах со своими братьями рабочими, занятыми физическим трудом, сыграть значительную роль в надвигающейся революции.
    Буржуазным революциям прошлого от университетов требовались только адвокаты, как лучшее сырье, из которого формировались их политические деятели; для освобождения рабочего класса понадобятся, кроме того, врачи, инженеры, химики, агрономы и другие специалисты, ибо дело идет о том, чтобы овладеть управлением не только политической машиной, но и всем общественным производством, а тут уж нужны будут отнюдь не звонкие фразы, а солидные знания»

    Все приведённые выше определения принадлежат Энгельсу, теперь посмотрим, что писал Маркс. В одном из черновых вариантов «Капитала» (1862 год) он пишет: «К числу этих производительных работников [Arbeiter] принадлежат, разумеется, все те, кто так или иначе участвует в производстве товара, начиная с рабочего [Handarbeiter] в собственном смысле слова и кончая директором [manager], инженером (в отличие от капиталиста)» [24].

    Ну, и наконец, в третьем томе «Капитала» (1883) находит своё окончательное завершение концепция «совокупного рабочего»: «Пока процесс труда является чисто индивидуальным, один и тот же рабочий объединяет все те функции, которые впоследствии разделяются. При индивидуальном присвоении предметов природы для своих жизненных целей рабочий сам себя контролирует. Впоследствии его контролируют. Отдельный человек не может воздействовать на природу, не приводя в движение собственных мускулов под контролем своего собственного мозга. Как в самой природе голова и руки принадлежат одному и тому же организму, так и в процессе труда соединяются умственный и физический труд. Впоследствии они разъединяются и доходят до враждебной противоположности. Продукт превращается вообще из непосредственного продукта индивидуального производителя в общественный, в общий продукт совокупного рабочего, т.е. комбинированного рабочего персонала, члены которого ближе или дальше стоят от непосредственного воздействия на предмет труда. Поэтому уже сам кооперативный характер процесса труда неизбежно расширяет понятие производительного труда и его носителя, производительного рабочего. Теперь для того, чтобы трудиться производительно, нет необходимости непосредственно прилагать свои руки; достаточно быть органом совокупного рабочего, выполнять одну из его подфункций. Данное выше первоначальное определение производительного труда, выведенное из самой природы материального производства, всегда сохраняет свое значение в применении к совокупному рабочему, рассматриваемому как одно целое. Но оно не подходит к каждому из его членов, взятому в отдельности» [25].

    Не смотря на то, что в поздний период своего творчества Маркс и Энгельс пришли к более широкой трактовке пролетариата, считая «пролетариев умственного труда» такой же частью пролетариата, как и пролетариат промышленный. Марксистское понимание классов не лишено ошибок и противоречий. В сущности, у Маркса и Энгельса существуют две основных трактовки пролетариата, которые взаимно пересекаются: 1) Это то на чём делал акцент Энгельс, пролетариат как «класс современных наемных рабочих, которые, будучи лишены своих собственных средств производства, вынуждены, для того чтобы жить, продавать свою рабочую силу» 2) То на чём делал акцент Маркс, пролетариат как класс тех, кто производит и реализует прибавочную стоимость, как класс «производительных работников… все те, кто так или иначе участвует в производстве товара, начиная с рабочего [Handarbeiter] в собственном смысле слова и кончая директором [manager], инженером (в отличие от капиталиста)».

    Попытка применить оба эти подхода к современному капиталистическому обществу приведёт к тому, что менеджеров капиталистических предприятий придётся признать как пролетариев. Действительно, менеджер среднего звена формально не владеет предприятием и торгует своей рабочей силой – навыками капиталистического управления. Также менеджер в полном соответствии с Марксовым определением участвует в производстве товара – организует собственно управление этим производством. Марксу было позволительно записать «директоров» в пролетарии, в его эпоху они ещё не имели таких функций как в современном обществе. Современные марксисты обычно в разговорах о менеджерах ссылаются на то, что современные менеджеры в качестве заработной платы получают часть прибыли капиталиста и поэтому пролетариями не являются. Это действительно так. Но! Что если в силу каких-то сверхъестественных причин зарплата менеджера уравнена с зарплатой простого рабочего (так было в первые годы власти большевиков для директоров предприятий)? Будет ли тогда менеджер пролетарием? Сталинисты и троцкисты (и даже некоторые «анархисты») отвечают, что да и «советскую» бюрократию (читай – менеджмент, зарплата которого была «не сильно выше» средней зарплаты рабочего ) в качестве совокупного капиталиста признавать отказываются. Однако, сам факт отсутствия экономического выражения эксплуатации не означает построения бесклассового общества. Ведь пока сохраняется разделение общественного труда на организаторский и исполнительский, большая часть людей не участвует в управлении обществом и лишена контроля над собственными жизнями. Если для сталинистов – это социализм, для троцкистов – деформированное рабочее государство, то для нас, революционных социалистов – это не что иное как государственный капитализм, классовое общество, где существует власть меньшинства над большинством. Во-вторых, менеджер занят производительным трудом и подпадает под определение «совокупного рабочего» Маркса. Некоторые современные марксисты, например, из числа левых коммунистов говорят на этот счёт, что труд менеджера заключается в организации производства посредством эксплуатации и поэтому менеджер не является пролетарием. Да, это так. Но тогда рушится полностью трактовка пролетариата как производительного класса капиталистического общества. Ведь производительным при капитализме может быть только капиталистически организованный труд, которым занят и менеджмент, и служба охраны и проч..

    Чтобы избавиться от этих противоречий марксистской теории нужно выработать новую концепцию классов. На примере с менеджерами легко увидеть, что реальный «водораздел» в обществе проходит по линии разделения труда на организаторский и исполнительский.

    На этом месте стоит обратиться к теории А. Богданова, который в своей работе «Вопросы социализма» [26] впервые ввёл классификацию отношений управления на индивидуальное, авторитарное и коллективное (читай – коммунистическое). К сожалению, в его работе не даны прямые дефиниции каждого из типов управления, но развивая его мысль, мы можем легко сделать это.

    Итак, индивидуальное управление имеет место когда каждый участник производственного (или любого другого, требующего кооперации) процесса управляет своими действиями самостоятельно и не связан с другими участниками процесса. Как пример – это самозанятый рабочий, фрилансер, торгующий не рабочей силой, но продуктом труда (бабушка, которая печёт пирожки на продажу, программист, работающий на индивидуальные заказы).

    Авторитарное управление также имеет место, когда участники производственного процесса не связаны на прямую между собой, но руководствуются не собственной волей, а подчиняются решением управленца (менеджера, руководящего органа партии итд). Как пример – рабочие цеха на промышленном заводе, которые работают на одном конвейере, но не взаимодействуют во время процесса производства, и как следствие не управляют процессом производства.

    И, наконец, коллективное (коммунистическое, либертарное, эгалитарное, анархическое итд) управление происходит в случае, когда участники производственного процесса взаимодействуют между собой и, как следствие, могут управлять действиями друга в реальном времени или с допустимым перерывом. Как пример – сообщество разработчиков свободного программного обеспечения, сотрудники научно-технической лаборатории, которым для успешной деятельности всегда необходима взаимная координация.

    Капиталистическая организация, капиталистическое управление – является частным случаем авторитарного управления. При нём часть участников производственного процесса является объектом управления – это и есть пролетариат (угнетённый класс капиталистического общества, лишенный политической и экономической власти), а часть – субъектом управления – это класс буржуазии, капиталистов и чиновничества, который распоряжается общественными средствами производства, формирует и навязывает свою идеологию.  Такое определение пролетариата с одной стороны проще, а с другой стороны более глубоко, так как направлено в корень производственных отношений.

    Здесь интересно привести цитату из работы греческого сталиниста Павлидиса Периклиса «Бюрократизм и социалистические перевороты XX века»: «Для изучения феномена бюрократии и для выявления специфики данного явления требуется четкое различение отношений управления и отношений собственности. Первые характеризуют взаимодействие между субъектами и объектами управления. Управление, или управленческий труд (в условиях порабощающего разделения труда с необходимостью порождающий управленческую прослойку – бюрократию), является неотъемлемой частью совокупного общественного труда и поэтому, безусловно, необходим для планомерного функционирования общественного производства. Отношения собственности, на основе которых формируются классы и классовые отношения, – это отношения между людьми по распределению и присвоению результатов общественного производства, через присвоение условий и средств производства.

    Следует четко отличать отношения эксплуатации человека человеком от отношений управления. Эксплуатация человека человеком – это классовое отношение, направленное на присвоение господствующим классом прибавочного продукта.

    Управление людьми в отличие от эксплуатации человека человеком является сутью бюрократизма и вытекает из противоречия между разными видами труда, между управленческим и исполнительным трудом. Управление людьми – это неотъемлемая часть управленческого труда – труда по управлению производительными силами, пока человек в своей физической непосредственности, в качестве физической силы, остается производительной силой.

    Бюрократию в первых социалистических странах нельзя считать классом и, тем более, господствующим классом – собственником средств производства и прибавочного продукта. Бюрократия, управленческий аппарат, особенно высшие его звенья, пользовались значительными материальными благами в виде хорошего жалования и привилегий не потому, что они были собственниками (частными или коллективными) средств производства, а потому, что они были работниками ведущего в обществе (объективно и закономерно) управленческо-умственного труда.

    Корни бюрократизма в СССР и в других странах «реального социализма» следует искать не в самом бюрократическом аппарате (не в политической надстройке), а в характере и противоречиях материального производства. Мы считаем методологически важным не отождествлять явления политической надстройки (бюрократизм) с отношениями экономического базиса (с отношениями собственности и классовых противоречий), а выводить отношения политической надстройки из противоречий экономического базиса. Также не следует связывать советский бюрократизм с чертами других общественно-экономических формаций, произвольно приписываемых некоторыми исследователями советскому строю,

    Корни бюрократизма в СССР и в других странах социализма следует искать в сохранившемся порабощающем разделении труда. Феномен бюрократизма в данных странах, связанный с наличием государственной системы управления общественными делами, выступает показателем того, что обобществление производства имело по большому счету формальный характер.

    Данное обобществление осуществилось на материальной базе машинного производства с сохранением большой доли ручного труда. Машинное производство, в отличие от комплексно автоматизированного, есть первый, еще не зрелый уровень развития общественного характера производства. Как отмечает В. А. Вазюлин, «на ступени машинного производства «общественный характер производства» уже стал технической необходимостью, но для отдельных машин или систем машин, не объединенных в масштабах страны (и тем более всего человечества) в единую систему машин».

    На стадии машинного производства (в отличие от автоматизированного) сохраняется в значительной степени участие человека в общественном труде в качестве физического фактора, в качестве физической мускульной силы.

    Пока, при социализме, большая часть трудящихся является работниками физического труда, трудовой процесс раздроблен на множество звеньев «человек-машина…» [27].

    Павлидис Периклис в рамках его собственной методологии абсолютно прав. Формальные отношения собственности отдельно – отношения управления отдельно. Собственность формально обобществлена, а фактически – нет. Классов нет, зато есть бюрократия как субъект управления. Почему-то автору статьи, однако, в голову не приходит тот простой факт, что в классовом обществе правящий класс всегда является субъектом управления, в независимости от того какие формально-юридические оболочки принимает процесс эксплуатации, и уж тем более в независимости от «уровня жизни» правящего класса. Наличие отдельной социальной группы занятой общественным управлением – это и есть главный признак классового общества. Экономическая эксплуатация – это лишь следствие, а не причина разделения труда на организаторский и исполнительский.

    Но, вернёмся к вопросу о классах. Пролетариат, в независимости от того понимать ли его в классическом марксистском смысле или в нашем «системном» смысле, является классом капиталистического общества, частью авторитарной системы управления, элементы которого разобщены между собой, но подчинены единой воле буржуазии.

    Классики марксизма глубоко заблуждались, когда писали в «Манифесте…» : «Прогресс промышленности, невольным носителем которого является буржуазия, бессильная ему сопротивляться, ставит на место разъединения рабочих конкуренцией революционное объединение их посредством ассоциации. Таким образом, с развитием крупной промышленности из-под ног буржуазии вырывается сама основа, на которой она производит и присваивает продукты. Она производит прежде всего своих собственных могильщиков. Ее гибель и победа пролетариата одинаково неизбежны.» [3].

    Крупная промышленность, конвейерное производство, как показывает историческая практика, ведёт не к ассоциации рабочих, а к их атомизации. Пролетариат, как капиталистический класс, не способен на революцию, он не становится могильщиком капитализма в силу лишь факта его экономической эксплуатации, своей роли в производстве.

    Как убедительно показывает Марлен Инсаров в своей работе «О причинах пассивности пролетариата» [28], революционность раннего пролетариата связана не с ростом крупной промышленности, то есть с развитием капитализма, а наоборот с тем, что капитализм был ещё недостаточно развит и отупляющее конвейерное производство не было господствующим. Ранний пролетариат сохранял в себе навыки коллективного управления, которое он получил в наследство от крестьянской общины и средневекового цеха, он ещё не только не был атомизирован в процессе производства, но и сохранял свою особую культуру. С развитием же крупной промышленности, конвейерного производства, координация пролетариев во время производства сходила на нет и заменялась авторитарным подчинением управленцу\менеджеру. Чем больше было коллективного управления в процессе производства – тем более революционен был пролетариат. Именно этот пролетариат, ещё не вполне сформировавшийся как класс капиталистического общества, не потерявший своих связей с крестьянской общиной, и совершил Великую Революцию 1917 года.

    Вот что пишет Инсаров о возникновении революционного сознания у раннего пролетариата: «Каким образом возникло данное сознание? Оно появилось не изнутри капитализма, не из капиталистического предприятия и капиталистической системы самих по себе, но явилось результатом столкновения возникающей капиталистической системы с присущими пролетариям первого поколения – экспроприированным крестьянам и ремесленникам – традициями старого общинного коллективизма. Именно благодаря таким еще существующим традициям общинного коллективизма пролетарии 19в. куда с большей легкостью, чем современные пролетарии, могли самоорганизоваться для совместной борьбы – самоорганизоваться не в масштабах всего общества, но в масштабах мастерской, цеха, квартала, даже города. Именно благодаря традиции коллективистских отношений, присущих деревенской общине и средневековому цеху, пролетарии первого поколения понимали возможность смены капитализма другим строем, при котором коллективистские отношения охватят все общество» [28]. Можно сделать вывод, что ранний пролетариат был революционен не благодаря, но вопреки(!) своему месту в капиталистической системе. «Старое революционно-социалистическое сознание пролетариата не было продуктом капиталистической фабрики самой по себе, оно пришло к пролетариям извне капиталистической фабрики – но было не плодом пропаганды невесть откуда взявшейся мудрой партии, но результатом столкновения с новым капиталистическим миром опыта и психологии старого общинного коллективизма.

    Чем более старый общинный коллективизм перемалывался и уничтожался капиталистической системой, и чем более чистым и свободным от докапиталистических примесей становился капитализм, тем более революционно-социалистическое сознание пролетариата сменялось тред-юнионистским сознанием. Там, где революционно-социалистическое сознание пролетариата возрождалось на какое-то время, это было следствием не органического эволюционного развития от тред-юнионизма к революционному социализму, но великих потрясений и катастроф, в первую очередь – войн (как произошло в результате Первой империалистической войны, после которой, в 1918 – 1923гг., призрак коммунистической революции внушал буржуазии ужас больше, чем когда-либо в истории).

    У нас нет оснований считать, что в будущем будет происходить по-другому. Грядущие империалистические войны и прочие капиталистические потрясения, несомненно, вызовут радикализацию пролетариата (как вызвали ее крах финансовых пирамид в Албании и государственное банкротство в Аргентине). [28]» – пишет Инсаров. Как он правильно отмечает в своей работе , одного лишь экономического кризиса недостаточно для революционизации пролетариата (это видно на примере российского упадка 90-х), но он возлагает надежды на радикализацию пролетариата во время новой и неизбежной империалистической войны. Естественно, во время, когда перед каждым встаёт вопрос жизни и смерти – появление революционного сознания более вероятно. Однако, империалистическая война с сопутствующими ей кризисами – необходимое, но недостаточное условие новой революции.

    Для того, чтобы социальная революция наконец победила нужно существование зачатков нового общества в рамках старого. Это нужно для того, чтобы революции было на что опереться.  Зачатки нового общества уже есть и их становится всё больше.

    Современные средства производства и общения позволяют наладить руководство обществом на основе коллективного управления. Уже существует коллективное управление производством в части информационного производства. Новые средства общения – социальные сети и интернет, подрывают монополию класса буржуазии на предоставление информации, позволяют людям, разделённым между собой расстоянием, коорднировать свои действия, в том числе и для революционной борьбы.

    Одним из основных источников революционного сознания в современную эпоху становится Интернет, Интернет не как техническое средство, но как социальная среда. Не из условий авторитарной капиталистического фабрики, а из мира Интернет, где все равны и все могут свободно объединяться для общения и решения общих задач, возникают новые формы общности и производства.

    Начинает рушиться монополия правящего класса на информацию. После смерти локального сообщества, когда, образно говоря, обмен информации в рамках деревни сменился индивидуальным потреблением информации через экран телевизора, казалось, что уже ничто не может спасти ситуацию: «Местность»  в  новом  мире  высоких скоростей  —  это  совсем  не  то,  чем  была  местность  в  те  времена,  когда  информация  перемещалась только  вместе  с  самими  ее  носителями;  и  сама  местность,  и  местное  население  имеют  мало  общего с понятием  «местное  сообщество».  Общественные  пространства  —  агоры  и  форумы  в  их  различных проявлениях, места, где определялся круг вопросов для обсуждения, где личные дела превращались в общественные,  где  формировались,  проверялись  и  подтверждались  точки  зрения,  где  составлялись суждения  и  выносились  вердикты  —  эти  пространства  вслед  за  элитой  сорвались  со  своих  местных якорей;  они  первыми  «детерриторизуются»  и  распространяются  далеко  за  пределы  возможностей  «естественной»  связи,  которыми  обладает  любая  местность  и  ее  жители.  Вместо  того,  чтобы  служить  очагом сообщества, местное население превращается в болтающийся пучок обрезанных веревок [29]». Проведя большую часть времени дня на работе человек приходил домой, где потреблял то, что ему навязывалось по радио и телевидению. Телетрансляция, радиовещание – очень дорогостоящий процесс, позволить себе который могут только крупные корпорации или государство. Разумеется, кто платит, тот и заказывает музыку. Рабочий, страдающий от снижения заработной платы в период экономического кризиса, из телевизора узнает о последних достижениях партии «Единая Россия», но никто и никогда не подскажет ему как провести нелегальную забастовку. Буржуазия, как субъект общественного управления, управляет не только телами, но и разумом людей.

    С развитием же информационных технологий ситуация начала меняться. В 2008 году число пользователей Интернета в России превысило отметку в 40 млн [30], а в мире больше миллиарда [31].  Компьютерная грамотность населения, особенно молодёжи, растёт. Всё это даёт пролетариату доступ к альтернативным источникам информации, к возможности коллективно обмениваться информацией, возникают независимые интернет-радиостанции и даже ТВ-каналы. Возникает новое сообщество, но не локальное, а глобальное.

    Теперь вернёмся к вопросу, который мы поставили в начале данной главы – представителями какого класса являются участники коллективно организованного информационного производства?

    Ответ таков: никаким.

    В бесклассовом обществе нет классов, или, другими словами, там существует один самоуправляемый класс – класс безклассового общества. Так как определенная часть информационного производства по сути представляет собой зачаток коммунистического общества с коллективным управлением, то и люди, которые в нём заняты предствляют собой зачаток коммунистического не-класса. Если же о существовании нового способа производства можно говорить более предметно, здесь железно есть определенные производительные силы (информация, интернет, компьютер) и определенные отношения (коллективное управление путём координации через интернет), то социальная группа в этих отношениях участвующая – есть гораздо более аморфное образование. Большинство его представителей заняты в нём в свободное от работы время (иначе при капитализме невозможно) и являются потому людьми нового общества лишь частично, сохраняя в большинстве своём идеологию господствующего класса. Коллективное информационное производство, само по себе,  не зависит от того какие люди в нём участвуют (фашисты тоже могут писать некоммерческий софт). Сознание пролетариата зависит от всех социальных условий его жизни. Но сознание тех людей, которые участвуют в коллективном информационном производстве, лишь частично формируется последним поскольку их участие в этом производстве – составляет лишь некоторую часть их социальной жизни.

    Однако, именно условия коллективной работы формируют у людей новую этику. Феномен «этики хакеров» исследован в интересной работе Реймонда Э. «Заселяя ноосферу» [32]. В данной работе Реймонд говорит о появлении специфической этики, которую он видит как этику «экономики дара». Приведём из данной работы обширную цитату: «Мы можем сразу же исключить некоторые виды возможных выгод. Поскольку вы не можете принудить кого-то эффективно по сети, то стремление к власти отпадает. Точно так же, поскольку культура открытых текстов не имеет ничего подобного денежной или основанной на дефиците экономике, хакеры не могут преследовать ничего похожего на материальное богатство… – и далее – Большинство способов, применяемых людьми для организации – приспособление потребностей к дефициту. Каждый способ влечет за собой различные пути получения общественного положения.
    Самый простой способ – командная иерархия. В командной иерархии, распределение дефицитных товаров обеспечивается только центральной властью и поддерживается силой. Иерархии команды распределяют очень плохо; с увеличением они становятся все более и более бесчеловечными и неэффективными. По этой причине командные иерархии большие, чем многодетное семейство почти всегда паразитируют на больших структурах различного типа. В командных иерархиях общественное положение определяется прежде всего доступом к принудительной власти.
    В нашем обществе преобладает обменная экономика. Это – изощренная адаптация к дефициту, которая, в отличие от командной модели, распределяет приемлемо (здесь мы с автором не согласимся – АЯ). Распределение дефицитных товаров осуществляется децентрализованно с помощью торгового и добровольного сотрудничества (и фактически, основной эффект конкуренции, обусловленной удовлетворением потребностей, состоит в ее влиянии на коллективное поведение). В обменной экономике общественное положение достигается прежде всего при наличии контроля над вещами (не обязательно материальными), для использования или торговли.
    Большинству людей присуще представление об обоих вышеупомянутых экономиках, и об их взаимодействии друг с другом. Правительство, армия, или организованная преступность (например) – командные иерархии, паразитирующие на большей по отношению к ним обменной экономике, которую мы называем “свободным рынком”. Есть третья модель, однако, которая в корне отличается от обоих и вообще не признана никем кроме антропологов:культура даров.
    В культурах даров адаптация происходит не к дефициту, а к изобилию. Они возникают в популяциях, которые не имеют существенных проблем, связанных с нехваткой товаров, необходимых для выживания. Мы можем видеть культуры даров в действии среди традиционных культур, живущих в географических зонах с умеренным климатом и обилием продовольствия. Мы можем также наблюдать их в определенных слоях нашего собственного общества, особенно в шоу-бизнесе и среди богачей (автор имеет в виду, что богатые для поддержания статуса вынуждены делать друг другу дорогие подарки, и чем дороже, тем выше статус – АЯ).
    Изобилие делает трудным поддержание командных отношений, а отношения по обмену – почти бессмысленной игрой. В культурах даров, общественное положение определяется не тем, чем вы управляете, а тем,что вы отдаете.» Новые отношения создают новую культуру, всё логично. К сожалению, эти новые отношения имеет лишь очень узкую сферу применения.

    Участники коллективно организованного информационного производства не являются классом в двух смыслах. Во-первых, в первую очередь они остаются просто пролетариями, которые лишь частично отрицают собственный социальный статус выходя за рамки капиталистического управления в информационном производстве и общении. Во-вторых, в той мере, в которой они отрицают собственную пролетарскую сущность, они являются представителями общества будущего, где классов просто нет.

    Тогда вопрос заключается в следующем, если пролетариат – это капиталистически организованный класс, класс не способный на революцию, так как никаких других отношений кроме авторитарно-капиталистических он не воспроизводит, а других классов кроме пролетариата и буржуазии у нас нет, то кто же является революционным субъектом?

    Революционный субъект –  это зачаток коммунистического не-класса – это совокупность представителей пролетариата и отдельных представителей буржуазии, которые порвали со своей средой и посвятили свою жизнь делу борьбы за общество без эксплуатации и угнетения (как Михаил Бакунин, а ранее него Степан Разин), которые 1) задействованы в отношениях коллективного управления и 2) имеют революционно-социалистическое сознание.

    Такой революционный субъект не имеет чёткой структуры. Часть пролетариев относится к нему в большей степени – а часть в меньшей. Например, участники коллективного информационного производства хоть и состоят в отношениях коллективного управления, но не имеют революционного сознания по большей части. Есть наоборот пролетарии, которые в целом разделяют идеалы социализма, но в отношениях коллективного управления не участвуют, ни на производстве, ни в рамках другой формы социальной деятельности.

    Ядро же современного революционного субъекта составляют пролетарии, которые владея революционно-социалистическим сознанием вступают в отношения коллективного управления. Отношения коллективного управления не обязательны должны быть производственными отношениями в данном случае. Прообразом будущего общества может служить коллективное принятие решений, коллективная деятельность направленная собственно на преобразование существующего общества, то есть та деятельность которая ведётся большинством социально-революционных групп (издание прессы, помощь при забастовках и проч.).

    Пролетарии, начавшие забастовку методом прямого действия, пролетарии вступившие в отношения коллективного управления своей деятельностью – такие пролетарии отрицают собственную сущность раба капиталистического общества и своими действиями указывают направление коммунистической перспективы, создавая новые отношения в рамках старых.

    При стабильном функционировании капитализма, к сожалению, социально-революционные группы обречены быть малочисленными, а общие собрания трудящихся, действующие во время забастовок и других форм классовой борьбы, как правило, не существуют в течение продолжительного времени. Отношения же коллективного управления в рамках компьютерных сетей составляют лишь проценты в общем объёме отношений, по преимуществу авторитарных, в которые пролетариям всего мира приходится вступать каждый день.

    Дело меняется, когда капитализм вступает в фазу империалистических войн и экономических катастроф. Пролетариат – это объект управления в капиталистическом обществе. Но как только это управление перестаёт исправно функционировать, пролетариат выходит из-под контроля буржуазии и тем самым начинает отрицать себя как пролетариат (из «класса в себе» он может превратиться в «класс для себя», как говорят марксисты-гегельянцы).

    Пролетариат в состоянии хаоса и дезорганизации капиталистической системы общественного управления может пойти как по пути коллективной, так и по пути индивидуальной организации. Во время бунтов в Киргизии (2005) пролетарии занимались массовым грабежом магазинов, вместо того, чтобы установить власть общих собраний. Когда киргизская буржуазия восстановила свою управленческую работоспособность, пролетариат, на время вышедший из-под контроля, вновь занял своё место подчиненного класса в капиталистической системе. Пролетариат может пойти и по пути коллективной самоорганизации, как это было во времена Революции 1917 года (в меньшей степени Иран-79, и ещё в меньшей Аргентина-2001), отрицая тем самым свою пролетарскую сущность подчинённого класса общества.

    По какому пути пойдёт пролетариат зависит от распространённости в обществе отношений коллективного управления. Российские пролетарии начала XX века имели опыт коллективного управления в крестьянской общине и ремесленном цеху, поэтому смогли заполнить вакуум управления хотя бы на время отношениями коллективного управления. Если же отношения коллективного управления не присутствуют или крайне подавлены, то пролетарский бунт обречен на поражение, как это было в Киргизии.

    В худшем случае пролетариат не восстаёт вовсе (Россия 91-98). В России, где отношения коллективного управления были огнём и мечом выжиты из пролетариата сталинским капитализмом ситуация наложилась на субъективный фактор: разочарование одновременно в идеологических системах как советского «социализма», так и «западного» либерализма.

    Война, обязательным атрибутом которой является перманентный экономический кризис, нарушая ход капиталистического развития создаёт условия для социальной революции. Но чтобы революция была успешной она должна опираться на отношения коллективного управления. Самим по себе капитализм под «весом собственных экономических противоречий» не рухнет, а если и рухнет то вместе со всем человечеством.

    В современном мире есть два источника коллективного управления: 1) докапиталистические отношения, которые в той или иной степени основаны на самоуправлении (например, локальная крестьянская община в разных странах) 2) социальная среда Интернет (глобальная община)

    Наибольший революционный потенциал будут иметь соответственно те географические регионы, где два данных источника навыков самоуправления сосуществуют, где процесс капиталистического развития с сопутствующей ему компьютеризацией накладывается на сохранившиеся ещё формы докапиталистической общинности (Иран, Индия, Китай, Латинская Америка, в меньшей степени – страны бывшего СССР).

    Так, во время массовых бунтов в Иране единственным средством информации для протестующих был Интернет и другие современные средства связи, но насколько интернет способствовал координации непосредственно протестных действий мы судить не можем. Во время недавних протестов в Молдавии либеральная оппозиция признавалась в том, что активно использовала интернет для координации действий, используя своего рода флеш-моб тактику. Мы, конечно, либералам не друзья, а враги, но это лишь доказывает, что интернет – главное средство самоорганизации в наше время.

    А вот для того чтобы интернет не был использован в своих целях либералами и прочими врагами дела освобождения пролетариата нужна революционная организация, которая словом и делом показывала бы массам бушующих пролетариев выход из кризиса капиталистической разрухи. В момент революционной ситуации, когда буржуазия теряет контроль над пролетариатом, нужна организация коммунистического не-класса, которая вовлекала бы остальные массы пролетариев в коллективное управление, пропагандировала революционный социализм, и тем самым способствовала бы превращению пролетариев в коммунистический самоорганизованный класс.

    Чтобы такая организация на момент революционной ситуации представляла из себя реальную силу, нужна длительная и тяжёлая работа в период упадка капитализма и пассивности масс. Чтобы такая работа не прошла даром она должна вестись определённым образом. Разумеется, на основах коллективного управления. Ведь революционная организация должна представлять из себя прообраз будущего общества. Если же будет наоборот, то неизбежна контрреволюция, как это было в 1917 году, когда основанная на принципах авторитарного управления партия большевиков породила новый эксплуататорский класс.

    Революционная организация, стремящаяся создать общество самоуправления, не может использовать как авторитарные методы (неограниченная власть центрального комитета и проч.), так и методы, которые уже вписаны в систему (парламентаризм, хождение по судам, работа в официальных подзаконных профсоюзах и проч.) и работают на её воспроизводство. Революционная организация, организация как структура и как процесс – это не продолжение капиталистической логики, но решительный разрыв с ней.

    Правильно писал Богданов в своей гениальной работе «Вопросы социализма»: «Новые классы, создавая организации для борьбы за свои новые интересы, подражают формам старых, по существу чуждых им организаций и лишь постепенно отделываются от этих форм. Так, масонство XVIII века, культурная организация поднимавшейся буржуазии, одевалось в оболочку цехового братства; рабочие союзы в начальных стадиях копировали те же цеховые братства или, особенно в Америке, брали образец с масонства. Политические партии Нового времени не только зародились в виде сект, но и сейчас, даже крайние левые, сохраняют немало пережитков религиозно-сектантского типа в своей практике; таков, напр., метод доказательства истины текстами из писаний авторитетных учителей.

    Таково организационное мышление старых, социально-консервативных классов; и вполне естественно, что оно иным быть и не может. Но рабочий класс, в котором воплощается основная линия социального прогресса, класс — носитель высшего типа сотрудничества, находится в ином положении: он вынужден искать для своей жизни, для собирания своих сил, новых организационных методов, потому что только они могут дать ему историческую победу; в пределах же старых методов он обрекается на роль живого материала промышленности и пушечного материала милитаризма, о чем сурово напоминали ему учащающиеся поражения, понесенные от могучих хозяйских союзов, и еще суровее напомнила мировая война…

    …Классовое сознание своего положения и интересов в рамках капиталистического общества, как бы ни было ясно, полно и научно, не может подготовлять к роли организатора общества принципиально иного по строению и направлению жизни. Для этого нужно другое: знание своих особых, новых методов организации во всех областях жизни и во всех взаимоотношениях этих областей. Но ничего такого не предполагается в старых взглядах на классовое сознание.

    Великий экзамен — мировая война — блестяще показала ограниченную силу и значение классового сознания в старом смысле. Какой пролетариат обладал им в наибольшей мере? Бесспорно, германский. Ну и что же?

    Это — минималистское классовое сознание. Оно приспособляет пролетариат к условиям его существования в капиталистической системе. Правда, в составе классового сознания постоянно включают признание исторической миссии — осуществить идеал. Но от признания миссии до уменья ее выполнить… провал остается незаполненным.

    Но, может быть, его заполняет самоорганизация, профессиональная (читай легально-профсоюзная – АЯ), партийная, кооперативная? Ведь она на деле приучает класс к роли самостоятельного хозяина? Да, самостоятельного, но опять-таки — увы! — в рамках условий капитализма. Это значит в рамках его экономических и культурных законов — его денежного фетишизма, его формы собственности, всех его юридических и иных норм. А задача как раз в том, чтобы преодолеть эти условия. А если вся организация приспособляется, и не может не приспособляться к ним, то каким образом даст она методы обойтись без них? Например, в кооперативной работе обычно наибольшая доля трудностей, а значит, и главное содержание усилий заключается в том, чтобы приспособить дело к условиям рынка и конкуренции, в политической — к государственно-правовым формам, прежде всего — к данной конституции и т. под. Где же тут материал опыта для принципиального преодоления их?

    Как мало все это подготовляет само по себе к конечной цели, показывают специальные виды оппортунизма, эпидемически развивающиеся среди деятелей-специалистов всех трех видов организаций: цеховой тред-юнионизм, торгашеский кооператизм, парламентский кретинизм.

    Вообще же вряд ли кто станет отрицать, что воспитательная роль тех или иных организаций зависит в наибольшей мере от их культурного типа. Стоит только вспомнить католические и протестантские рабочие союзы или каких-нибудь американских «Рыцарей труда», не говоря уже о «желтых союзах». И несомненно, что в настоящее время культурный тип даже наиболее передовых организаций минималистский: все их задачи, все их интересы лежат в пределах существующего строя, социалистический идеал, пока лишь украшение их фасада».
    Буржуазия в своей борьбе с феодалами опиралась на промышленность, зарождающийся коммунистический не-класс в своей борьбе с буржуазией опирается на фактически находящиеся в общественной собственности компьютерные системы и информацию. В своей борьбе с феодалами буржуазия использовала парламентские партии, а коммунистический не-класс в своей борьбе с буржуазией использует организации основанные на прямой демократии и прямом действии.

    Среди сторонников т.н. «киберкоммунизма» в последнее время всё чаще возникают не соответствующие действительности, вредные заблуждения о том, что социальная революция произойдёт только тогда, когда появится новый массовый «коммунистический» класс. Но не такой, о котором мы говорили выше. Этот новоявленный когнитариат (информалиат и.т.д.), по мнению некоторых «неомарксистов», должен сформироваться на базе автоматизированного и компьютерного производства и, что самое главное, он не должен быть объектом эксплуатации, а, так сказать, 8 часов в день свободно заниматься творчеством, за что неизвестно откуда получать неизвестно что (при коммунизме денег ведь нет) для пропитания. Такие люди действительно есть. Существуют программисты, которые творят в обмен на donations – добровольные пожертвования от остальных членов опенсорсного сообщества. И, как мы уже писали выше, такие люди отчасти являются элементом коммунистического не-класса. Но, во-первых, опять же, как мы писали, лишь отчасти, потому что живут они всё-таки не при коммунизме, а при капитализме, и их материальные условия и сознание формируются господствующим способом производства. Во-вторых, при капитализме невозможна большая численность людей, полностью освобождённых от работы. При капитализме не могут настолько развиться производительные силы, чтобы большая часть труда была автоматизирована, и значительной части населения было возможно заниматься саморазвитием, а не наёмным трудом. Ведь для капиталистов  автоматизация производства обойдётся намного дороже чем эксплуатация наёмных работников. Кроме того, роботы не только не устраивают стачек, но и не покупают товаров, то есть автоматизация производства, вытеснение из него живого труда сужает рынок сбыта. Чтобы всё производство стало полностью автоматизированным, и люди были освобождены от гнёта наёмного труда, сперва должна произойти социальная революция, которая освободит общественное производство от цепей капитализма. Современный капитализм вступил в эпоху упадку и деградации, капиталистические производственные отношения стали тормозом для развития появившихся новых производительных сил и основанных на них производственных отношениях, которые смогут развиваться и станут господствующими только при коммунизме. Коммунистическую революцию не сделает не весть откуда свалившийся когнитариат, для существования которого при капитализме просто нет фундамента.

    Коммунистическую революцию совершат массы обездоленных и угнетённых капиталистического общества, которые в своей борьбе с двуглавой гидрой власти чиновничества и капитала вступят на основе революционно-социалистического сознания в отношения коллективного управления для разрушения старого мира и создания нового.

    Резюме.

    1) Уровень развития производительных сил в начале XX века не позволял на деле обобществить средства производства и перейти к коллективному управлению хозяйством. На базе тех производительных сил не могло быть ещё уничтожено разделение труда на организаторский и исполнительский. Поэтому даже физическое устранение класса частных капиталистов привело не к социализму, а к появлению нового эксплуататорского класса.

    2) В начале XXI века появилась возможность реально обобществить средства производства. Внедрение автоматизированных систем управления на предприятиях и создание общепланетарной системы управления хозяйством позволит преодолеть разделение труда на организаторский и исполнительский, как в рамках отдельного предприятия, так и на макроуровне. Коммунистическое производство будет вестись не согласно стихии рынка и не ради прибыли, а для удовлетворения человеческих потребностей, которые будут автоматически анализироваться с помощью компьютерных систем, охватывающих всё производство.

    3) В конце XX-начале XXI века появился новый способ производства, который можно охарактеризовать как коммунистический. Он зародился в сфере информационного производства, как в отрасли наиболее технологически развитой. В рамках этого  нового способа производства миллионы людей посредством добровольной кооперации через Интернет создают такие общественные блага как: видео, тексты, изображения, музыку, программы и проч. В будущем возможно ограниченное распространение нового способа производства на материальную сферу (3D-принтеры и проч.) Развитие средств общения подрывает монополию буржуазии на предоставление информации, возникают альтернативные источники информации, работающие на подрыв идеологической гегемонии правящего класса. Социальные сети помогают людям объединятся для решения общих задач и помогают преодолевать отчуждение повседневной жизни, создавая новую форму общности – глобальное сообщество. Интернет позволяет координировать на основах прямой демократии действия необходимые для революционной борьбы. Социальная среда интернет даёт людям источник независимой информации и навыки непосредственной самоорганизации.

    4)  Пролетариат, как класс капиталистического общества, как объект управления, не является революционным классом. Революционность раннего пролетариата была связана с наличием в нём традиций коллективного управления, которые были унаследованы им от крестьянской общины и городского цеха. Развитие капитализма, развитие крупной промышленности атомизировало пролетариат, лишило его способности к самоорганизации. Но в отдельных регионах земного шара (Иран, Китай, Латинская Америка и.т.п.) эти традиции ещё не до конца изжиты и могут повлиять на революционную борьбу.

    5) Та часть пролетариата, которая участвует в отношениях коллективного управления и имеет революционно-социалистическое сознание является революционным субъектом, будучи зародышем нового коммунистического самоуправляемого (не)класса. В своей деятельности организации этого коммунистического класса распространяют навыки самоуправления и революционное сознание на остальные части пролетариата.

    6) Свою деятельность социально-революционные организации строят на началах прямого действия и прямой демократии, так как сами являются прообразом будущего общества самоуправления.

    Послесловие.


    Чтобы избежать неправильного понимания, мы хотим ещё раз подчеркнуть, что социальная революция будем делом всего пролетариата – как тех его групп, которые в большой мере вовлечены в новые отношения на базе компьютерного производства и виртуального общения, так и тех групп пролетариата, которые не затронуты или почти не затронуты этими тенденциями. Однако, наша теория позволяет определить нашу target group – ту часть пролетариата, революционно-социалистическая пропаганда среди которой наиболее эффективна в настоящее время.

    Современные левацкие группы страдают шизофренической раздвоенностью между их реальным бытиём и их сознанием. Все они вещают от имени промышленного пролетариата, между тем настоящих промышленных рабочих в этих группах найти так же трудно, как и иголку в стоге сена, а активисты этих групп большую часть своей политической деятельности проводят за экраном компьютера.

    С ролью промышленного пролетариата в будущей революции повторяется та же история, что и с ролью крестьянства в Великой Русской Революции начала XX века. Без участия крестьянства победа революции была невозможна, однако крестьянство не могло стать инициатором революции, и  работа народников среди крестьянства кончилась почти ничем. Инициатива революции должна была прийти из города, и старые русские революционеры, которые были людьми серьёзными и умели извлекать уроки из своего опыта, это поняли.

    Точно также без активного участия промышленных рабочих, а также ещё более обездоленных групп пролетариата будет невозможна победа грядущей социальной революции.

    Но хождение к проходным заводов как единственная и даже главная сфера деятельности по своей неэффективности превосходит «сидение в народе» народников 1870-х годов, и без понимания этого факта никакого серьёзного революционного движения не будет.

    В силу слабости социально-революционного движения оно не может и не должно тратить свои не очень большие силы на заведомо неэффективные занятия, а должно расходовать их наиболее производительно. Та часть пролетариата, которая более-менее интенсивно участвует в новых отношениях производства и общения, имеет бОльшую склонность к недовольству, борьбе и протесту против капитализма, который давит эти новые отношения. Её бытие выходит отчасти за пределы капитализма, нужно помочь осознать ей то, что она есть и тогда она станет инициатором сознательной социально-революционной борьбы, борьбы в которую затем включатся остальные группы пролетариата…

    Четыре первых части данной статьи были опубликованы в свое время в ЖЖ автора (jamao.livejournal.com). Со стороны марксистов никакой реакции не последовало. Критику статьи дал наш товарищ из МПСТ Магид – анархо-коммунист и сторонник многофакторного и пробабилистского взгляда на историю.

    С точки зрения т. Магида, возможность победы коммунизма существовала в истории хотя и не совсем всегда, но весьма часто. Непонятным при этом остается вопрос, по каким объективным причинам ни одна из этих возможностей до сих пор не реализовалась.

    Есть два типа возможностей: абстрактные (как обсуждавшаяся философами и исследователями теории вероятности в 17 веке возможность турецкого султана перейти в христианство и стать римским папой – говоря языком современной теории вероятностей – это событие вероятность которого стремится к нулю) и реальная. Реальная возможность – эта возможность, перешедшая в действительность (событие, возможность которого приближается к единице). Если ни одно из коммунистических движений прошлого, при всем своем размахе и героизме, не смогло прервать ад эксплуататорской цивилизации, значит, победа этих движений была возможна (кто знает?) в других мирах, но не в том мире, где живем мы.

    Мы не можем изменить прошлое, и рассуждения о возможности победы в прошлом коммунизма могут быть для нас только средством психологического самоутешения, как у сидевшего в застенках буржуазии Огюста Бланки таковым средством были основанные на теории вероятности рассуждения, что в других мирах Парижская Коммуна победила. Наша задача – понять настоящее, чтобы готовить будущее. Для этого мы должны анализировать тенденции общественного развития, способствующие победе социальной революции – как и тенденции, ей мешающие.

    Товарищ Магид, разумеется, не ограничивается голословными утверждениями о возможности победы революции в прошлом вообще и в начале XX века в особенности, но приводит свои доказательства: «материальные условия производства начала 20го века ЛУЧШЕ подходили для самоуправления, чем современные.
    Так в России насчитывалось всего несколько тысяч крупных предприятий. Основная масса населения проживала в компактных сельских общинах, которые имели частично самообеспечивающуюся экономику. Поэтому устроить скажем самоуправление в масштабах страны Россия было относительно не сложной задачей. Нужно было бы лишь согласовать возможности нескольких отраслей производства с потребностями селян, объединенных в кооперативные союзы 9в них де-факто состояло уже от трети до половины всех крестьян).
    А вот как организовать самоуправление сегодня, когда в обществе сотни тысяч автономных производственных единиц, когда производство невероятно усложнилось, когда мегаполисы с их сверх-сложной инфраструктурой разрослись до невероятных размеров- это неизмеримо более сложная задача. … Все дело в том, что далеко не все рабочие [ в начале 20 века в России] занимались монотонным трудом. А если этот труд и был монотонным, то вовсе не в том смысле, в котором можно говорить о монотонности конвейерной эпохи. Это время до внедрения конвейеров, это период, когда, квалифицированный рабочий умел выполнять множество сложных операций и, зачастую, владел секретами производства, неизвестными даже инженерам.»

    В ответ мы можем сказать, что квалифицированные рабочие начала XX века были не началом новой эпохи, но последней стадией великого типа средневекового ремесленника. Причина, по которой они, а также общинные крестьяне потерпели поражение и были уничтожены силами буржуазного прогресса, заключается в том, что технические средства общения того времени позволяли координацию действий между работниками в самом большем случае в масштабах одного села или не очень большого предприятия, но не в масштабах всей страны. Квалифицированный рабочий мог управлять, в ряде случаев, производственным процессом у себя на заводе, но организация производства в масштабах всей страны, как оказалось, могла осуществляться только отдельной организаторско-эксплуататорской группой. История того, как антибольшевистские крестьянские восстания давились одно за другим, причем повстанцы в других регионах даже не знали об этом (в книге махновца Волина, специально посвященной Третьей революции, ничего не говорится о других восстаниях за Третью революцию, кроме махновщины и Кронштадта – о Чапанном и Западносибирском восстании, о роговщине и Красной Армии Правды махновцы ничего не знали, кроме смутных слухов) – является очевидным доказательством этого.

    Как сторонник идеалистического плюралистического и многофакторного подхода т. Магид в опровержение нашего исторического детерминизма заявляет, что производительные силы вовсе не обуславливают производственные отношения: «Возьмем аграрно-ремесленную экономику Древности и Средневековья. Люди пользуются приблизительно схожими орудиями труда, основной тягловой силой является скот или человеческие мускулы, ключевым сектором производства- аграрный. Какие же мы наблюдаем способы производства?
    Античный способ производства, полисную цивилизацию с наличием рабовладения. Феодальный способ производства (не только в Средневековой Европе, но и, вероятно в некоторых регионах Азии). Азиатский способ производства (от древнего Египта, до Китая и империи Инков). Безгосударственно-коммунистический способ производства (аграрно-ремесленное сообщество павликиан на территории, если не ошибаюсь современнйо Армении). Смешанные типы.»

    На самом деле, между первобытным коммунизмом и капитализмом лежит одна большая феодальная формация. Так называемый азиатский способ производства был всего лишь государственным феодализмом. Античный способ производства был провалившимся капиталистическим способом производства, причём неудачный результат движения к капитализму обуславливался как раз отсутствием адекватных капитализму производительных сил, позволяющих осуществить всеохватывающее разделение труда и работу на рынок (подробнее об этом говориться в одной из немногих современных талантливых марксистских работ – «Общей теории общества» А.С.Хоцея [33]. «Аграрно-ремесленное сообщество павликиан», при всё нашем к ним уважении, доказывает возможность победы коммунизма на Ближнем Востоке IX века не больше, чем доказывает такую возможность для Франции XIX века продержавшаяся 72 дня Парижская коммуна. Феодальное перерождение всех победоносных крестьянских восстаний является очевидным доказательством того факта, что феодал был неизбежной вершиной общества, где основой был крестьянин [34]. Неизбежное при данном уровне производительных сил разделение труда воссоздавало эксплуататорские классы, даже если все старые эксплуататоры были вырезаны победоносными повстанцами.

    По мнению товарища Магида: «Если бы материальные условия жизни и труда начала 20го века не предполагали бы никакой возможности для самоуправления. то такая идея попросту не появилась бы в головах рабочих и не приобрела бы широкие масштабы в России, Германии, Испании, Италии и ряде других стран и регионов мира.» На наш же взгляд, если коммунизм как абстрактная возможность и существовал всегда, то возможность реализации этой абстрактной возможности, перехода её в действительность появилась только сейчас.

    На наш взгляд первооснова классового деления общества – в общественном разделении труда. Пока не уничтожено последнее, сохраняется возможность воспроизводства классового деления общества, не смотря на экспроприацию экспроприаторов.

    После того, как рабочие захватили заводы и реализовалась мечта старого рев. синдикализма, рабочие еще остаются рабочими, пока технологически не уничтожено разделение труда на управленческий и исполнительский, можно управленцев превращать в «порученцев» общего собрания, можно управленческие решения брать на себя общему собранию, угроза воспроизводства капитализма все равно сохраняется. Пока есть промышленные рабочие и вообще занятые исполнительским трудом, есть место и для буржуазии как для неизбежного в данной технологической системе другого полюса общества. А было бы место, люди найдутся, функция воспроизведет орган – пока не возникнет новая общественная организация, в которой не будет места для данной функции. Поэтому экспроприация капиталистов – есть лишь начало долгого и тяжелого периода, в итоге которого самоупразднятся и сами рабочие в нашем привычном понимании, возникнет универсальный работник коммунистического общества.

    О том, что революция – не только захват фабрик и уничтожение государства, но и уничтожение всей совокупности капиталистических отношений, много писал теоретик Итальянской Коммунистической Левой Амадео Бордига (1889-1970). О том же писал украинский революционер Иван Майстренко (1902-1985): «Общественный способ производства состоит не только в уничтожении частной собственности и даже не только в уничтожении государства как монопольного собственника средств производства, но и в ликвидации деления производителей на организаторов и исполнителей в производстве (в условиях государственной собственности – на технократов и рабочих) – когда рабочие сами становятся организаторами производства и когда исчезает противоположность между умственным и физическим трудом. Искусственно, декретами, этого не достигнуть. Поэтому ленинская и маоистская «декретная» ликвидация этого не добились…» (ссылка).

    Возможность уничтожения разделения труда на организаторский и исполнительский, которую предвидел украинский революционный социалист Иван Майстренко, наступает только сейчас. Претворить эту возможность в действительность – наша задача. Мы часть коммунизма, как действительного движения, отрицающего нынешнее состояние. Мы делаем историю здесь и сейчас.

    Текст – А. Яновский (2008-2009)

    Предисловие и послесловие – М.Инсаров

    Источники:

    1. К. Маркс. Капитал, т.1. Москва, 1978. Стр 791

    2. Лев Д. Троцкий «Переходная программа IV интернационала» (http://www.marxists.org/russkij/trotsky/1938/agonia.htm)

    3. «Манифест коммунистической партии» (http://www.geocities.com/CapitolHill/Lobby/3198/Marx/man1.htm)

    4. Соч. Т.7 стр 100

    5. К. Маркс III том «Капитала». (http://marxism-leninism.narod.ru/Library/Marx/KapitaL3.files/3.htm)

    6. http://www.marxists.org/russkij/marx/1848/manifesto.htm

    7. Д. Мандель «Рабочий контроль на заводах Петрограда». Москва 1994. С. 20

    8. Там же. С. 33

    9. Там же. С. 48

    10. Н. И. Бухарин. Проблемы теории и практики социализма. М., 1989, сс. 148, 447

    11. В. И. Ленин «Очередные задачи Советской власти» (http://www.marxists.org/russkij/lenin/works/36-2.htm)

    12. из доклада Троцкого «Европа и Америка» (15 февраля 1926г.)

    13. Белл Д.. Грядущее постиндустриальное общество. С. 18.

    14. Борьба за свободу информации как классовое противостояние http://ikd.ru/node/4795

    15. Маркс, Теории Приб. стоимости

    16.  http://www.tetrapak.su/main.phtml?did=1_835

    17. http://scepsis.ru/library/id_1562.html

    18. «Правда» 14 октября 1962 года

    19.  http://vkpb.narod.ru/teorija/tov-proizv.htm

    20.  «что такое ОГАС?» Валах-Глушков

    21 – В. Моев. Бразды управления. – М.: Изд. политической литературы, 1977. – С.92.

    22. – http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Engels/PrKommVer.php

    23. – http://libelli.ru/works/principl.htm

    24. – Соч., т. 26, ч. 1,с. 138

    25. – Соч., т. 23, с. 516-517.

    26.  А.Богданов. Вопросы социализма. Москва 1990.

    27.http://marx.org.ua/index.php?option=com_content&view=article&id=148:—-xx-&catid=1:articles&Itemid=16

    28.  http://iuprc.250free.com/RUS/PRESENT/MI-PassiveProletariat-2003.htm

    29.  Бауман. З. Глобализация. Последствия для человека и общества. Москва. 2004

    30. http://net.compulenta.ru/421673/

    31. http://www.logistics.ru/9/3/i77_35186p0.htm

    32. http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Culture/Reim/index.php

    33 – http://www.materialist.kcn.ru/theory_of_society/theory_of_society1/theory_of_society1-1.htm#1

    34 – http://revolt.anho.org/archives/285, http://iuprc.250free.com/RUS/PRESENT/MI-China-2003.htm

    вернуться на главную
     
  • Новости
  • 2022.11.07
    Сегодня самый трагичный день 7 ноября в нашей истории
    2022.11.03
    КПРФ - единственная сила, разрушившая страну
    2022.10.12
    Коронавирусная инфекция превратилась в обычную простуду
    2022.10.09
    Украина действительно преподнесла подарок Путину
    2022.10.01
    Прирезали
    2022.09.30
    Путин дал независимость Херсонской и Запорожской областям. К обеду заберет
    2022.09.24
    За 30 лет народ не стал жить лучше
    2022.09.23
    Референдум о расширении России готовится без ее участия?
    2022.09.21
    Не стоит сперва плевать людям в лицо, а потом давать им в руки палку
    2022.09.12
    Никто не хочет комментировать
    2022.08.31
    Предал, не сознавая, что совершает предательство
    2022.08.30
    Умер Горбачев
    2022.08.11
    Надежда только на молодежь
    2022.08.04
    Стратегическая развилка России
    2022.07.20
    Еще раз о русском патриотизме


     
     
  • Статистика
  •    Rambler's Top100
      
  • Народные новости
  • 2022.04.29
    6 лет тюрьмы в Литве за журналистское расследование?
    2019.02.12
    Ленинградку оштрафовали на 250 тысяч рублей за участие в "Марше материнского гнева"
    2017.11.19
    Появился московский "Домик для мам"
    2016.06.18
    Сталинградский тракторный (история и её конец)
    2016.05.03
    Как помочь ополчению в ДНР сегодня

  • Последние статьи
  • 2022.11.20
    Новая русская идеология как несчастье России
    2022.11.07
    Сегодня самый трагичный день 7 ноября в нашей истории
    2022.11.03
    КПРФ - единственная сила, разрушившая страну
    2022.10.12
    Коронавирусная инфекция превратилась в обычную простуду
    2022.10.09
    Украина действительно преподнесла подарок Путину
    2022.10.01
    Прирезали
    2022.09.30
    Путин дал независимость Херсонской и Запорожской областям. К обеду заберет
    2022.09.24
    За 30 лет народ не стал жить лучше
    2022.09.23
    Референдум о расширении России готовится без ее участия?
    2022.09.21
    Не стоит сперва плевать людям в лицо, а потом давать им в руки палку
    2022.09.12
    Никто не хочет комментировать
    2022.08.31
    Предал, не сознавая, что совершает предательство
    2022.08.30
    Умер Горбачев
    2022.08.11
    Надежда только на молодежь
    2022.08.04
    Стратегическая развилка России


    На главную   Протестное движение   Новости   Политика   Экономика   Общество   Компромат   Регионы   Форум
    A

    разработка Maxim Gurets | Copyright © 2016 PRAVDA.INFO