|
Ночь на Ивана Купалу в Ангарске (рассказ) - 2017.07.26 Автор: Леонид Развозжаев
Ангарск - город, рождённый Победой, об этом знали даже мы - дети. Об этом гласили различные плакаты и стенды в нашем светло-солнечном городе. Его строительство началось аккурат после окончания Великой отечественной войны. Оттого и уместна при нём плакатная метафора. Мы вообще знали многое, даже то, чего не нужно было знать детям. А вот то, что знать нужно было, и обязательно помнить, мы частенько забывали. Мы наметили провести ночь на Ивана Купалу, как проводили её наши древние предки. Откуда мы это узнали, тут уж я точно даже и предположить не смогу... Ватага поселковских ребят, сговорившись вместе с городскими, шла к речке, где купались частенько, при этом частенько и ссорились. Но сегодня твёрдо уговорились, что драк никто затевать не будет, а устроим что-то типа фольклорного праздника. При этом в воду все должны заходить исключительно нагишом. И девочки, и мальчики. Чтобы всё было точно так, как когда-то в древней Руси! На поляне, где наметили праздновать, заранее заготовили много веток, палок. В общем, кучу дров. Ожидался огромный костёр. Генрих руководил процессом. Он вообще-то из немцев, при этом, пожалуй, лучше всех нас знал, как правильно проводить этот языческий славянский праздник. Ему было около пятнадцати, у него уже была девушка Лена. Все знали, что она из интеллигентной еврейской семьи, папа учитель физики, мама доктор. Лене тоже было около пятнадцати и все ребята знали, что у них с Генрихом уже давно недетские отношения. В общем-то, для нашего города середины восьмидесятых это было вполне нормальное явление, и, по-моему, даже многие родители не видели в ранних связях ничего предосудительного. Просто объясняли о последствиях этих отношений. Правда, не всегда эти объяснения доходили до умов подростков... Генрих выглядел гораздо старше нас. Как минимум, на восемнадцать. Да и Лена была при таких формах, что могла бы сойти за студентку первого курса. Поговаривали, что отец Генриха из пленных немцев, оставшихся в СССР. А в Ангарске после войны пленные немцы возводили не только заводы, но и жилые дома. Как, кстати, и в Москве и ещё много где в России, и за её нынешними пределами – отрабатывали нанесённый урон… Возможно, благодаря пленным-строителям столь аккуратным и степенным старый, сердцевинный город внутри Ангарска смотрится и по сей день. Отец Генриха женился на ссыльной немке из Поволжья. У неё родители затерялись то ли на каких-то пересылках, то ли сгинули в сибирских лагерях. А её воспитывали приёмные родители. Хильда Ивановна, так мы её звали. С Карлом у них была огромная разница в возрасте. Но любви, как в той опере поётся, все возрасты покорны. Поговаривали, что у Карла в Германии не осталось никого из родственников, все сгинули в аду дрезденской бомбардировки, устроенной авиацией союзников. И вот он, по профессии то ли архитектор, то ли инженер-строитель, сумел как-то договориться с советскими властями и его оставили строить счастливую жизнь в братской семье трудового народа в СССР. По-моему, он был счастлив в своей сибирской жизни, гордился своей белокурой женой и смышлёным сыном. Лишь иногда по выходным, когда Карл выпивал лишнего, можно было услышать его грустные песни на немецком языке. …Собравшемуся на поляне народу было от 8 до 14. Четырнадцать - это уже почти взрослые люди, так нам казалось тогда. Всё знают, всё понимают. Часам к десяти вечера на полянке собралось человек тридцать. Девочек было гораздо меньше, началась подготовка. Оказалось, что девушки всё-таки захватили с собой белые балахоны или просто мамины ночнушки. Тут же шмыгнув в кусты облачились в них. К тому же они навязали венков из одуванчиков и других полевых цветов. А кто-то принёс готовые веночки прямо на своей голове. Генрих предложил не входить вводу до полуночи, так и сделали. Наша речка — это не совсем река, это канал, выходящий из секретного завода. Водозабор делался из Ангары, и отдача воды по другому каналу возвращалась в Ангару обратно. Два этих канала текли параллельно друг другу на расстоянии 50 метров, во всяком случае в том месте, где обычно купались люди. В той воде, которая забиралась из Ангары, купаться никто не решался, потому что вода там была всегда холодной. Купались обычно в канале, выходящем из завода, вода здесь всегда была тёплой. В просторечье этот водоём так и называли «Тёплый канал». На вид вода тут была исключительно прозрачной, в его водах было буйство необычных форм и красок жизни. Тут росли для Сибири весьма экзотические водоросли и вольготно жили теплолюбивые рыбы. Которые в России, а уж тем более в Сибири, кроме как у аквариумистов более нигде и не встречаются. Из пород точно могу сказать, что тут было очень много гуппи, меченосцев и акары. Плавать в этой воде было одно удовольствие, тело никогда не замерзало, купаться можно было в любую погоду. Из-за этого купальный сезон реально открывался уже в начале мая. Ну, а некоторые смельчаки купались и в апреле, и в марте. Бывает, на берегу ещё лежит не растаявший снежок, а в канале уже бултыхаются купальщики. При этом все купающиеся были осведомлены о том, что делают на секретном заводе, откуда вытекает канал. Завод производил обогащённый уран. Но это никак не пугало заядлых любителей водных процедур. Канал в ширину был метров 50, глубина доходила, наверное, метров 4-5. Длинной он был километров 5. И хоть тут частенько находили утопленников, всё равно даже дети, и особенно дети, были завсегдатаями на этом рукотворном празднике жизни. Стремясь научиться тут плавать и как особое достижение переплывать его туда и обратно. Для многих особо предприимчивых ребят и даже взрослых, канал стал источником хорошего дохода. Так как рыбок из канала вылавливали и продавали аквариумистам в больших количествах, как по Иркутской области, так и в другие города СССР, и даже отправляли и в Москву… Вечер выдался как никогда спокойный и тёплый, Лена и Генрих, вообще-то мы его звали просто Гера, рассказывали нам о чудесах в ночь на Ивана Купалу. Мне было, наверное, девять лет, и от их рассказов делалось как-то жутковато, девчонки жались к ребятам, а те пользуясь моментом, позволяли себе ухватить их там, где в светлый день, наверное, всё же постеснялись бы. Особенно когда речь заходила о леших и русалках, о кикиморах и прочей нечисти. Но повествование о волшебном папоротнике манило нас зайти в лес, даже преодолевая страх перед лешаками. Я понял, что сегодня должен найти папоротник, искупаться в воде и прыгнуть через костёр, тогда в моей жизни всё будет сплошным праздником. И вот, после «фольклорной», а по сути языческой лекции, мы все пошли к берегу, девочки были как-то особо сосредоточены. Гера много говорил о замужестве, о суженном-ряженом. Может быть, поэтому веночки девчонок поплыли от берега канала первыми, аккуратно отправляемыми подальше на середину водоёма. Ребята тоже побросали свои цветочки-веночки и сиганули в воду. Девочки вслед, в балахонах и ночнушках, ночь была тёплой и ярко лунной. Блики лунного света переливались по зелёно-голубому изумруду водной глади. Капельки воды, летящие от купальщиков и купальщиц, были сегодня какими-то особо яркими, светились жёлто-зелёным светом. Все радостно игрались в воде, и даже девочки, обычно осторожные, отвечали на разного рода игры. То и дело брызгая друг друга ударами по воде. В итоге над водой буквально повисло облако зелёно-жёлтого цвета. Оно переливалось неестественными красками. Зрелище действительно было сказочным. А на поляне уже полыхал костёр огромной высоты. Блики его пламени добавляли к водяной мистерии совершенно сюрреалистические оттенки. Почти у всех девочек были длинные белокурые волосы, и они буквально пылали ярким зелёным пламенем. Лишь Лена со своими чёрными как смоль волосами смотрелась как величественная жрица, «огонь» на её голове был холодным, неярким. Впечатления от этих колдовских переливов света и цвета наподобие северного сияния буквально захлёстывали нас. Девочки и мальчики стали обнимать друг друга, хороводить стоя в воде и вообще сжиматься в какой-то единый клубок. Всё стеснение и последние ортодоксальные установки морали растворились в этом неестественном свечении. Через пару десятков минут баловства и веселья, многие ребята постарше стали разбиваться по парам и выходить на берег. Да и Гера сказал, что уже пора бы идти к костру. Вышедшие на берег отсвечивали ярким красочным светом, девушки в своих балахонах, скорее напоминали инопланетных пришельцев, так переливались на свете их облепленные тканями и словно пропитанные радужным веществом тела. К костру девушки шагали, сбившись в кучку, в середине которой шла Лена. На взгляд мой, искупавшегося в этом «ангарском сиянии», это было не шествие, а полёт жёлто-зеленоватого облака валькирий. Я как-то отстал от этой всей процессии, помогая, пожалуй, самому младшему, семилетнему Константину, который потерял свои сандалии. В общем не знаю, что там впереди произошло у костра, но как только девочки к нему подошли, они вдруг скинули с себя балахоны и остались совсем нагишом. А кто-то даже покидал их прямо в костёр. При этом все стали по очереди прыгать через огонь. Ребята тоже подключились к этому процессу в полном соответствии с текущим моментом. Огонь был ещё высок, и не каждый мог решиться на прыжок. Ну, а Гера с Леной вообще прыгнули сперва вместе, а потом уже порознь. При этом почти все ребята не сводили глаз почему-то именно с Лены. Ведь она была уже такая необычная, совсем взрослая с нашей детской точки зрения. Все напрыгались вдоволь, костёр стал медленно угасать, и Гера объявил, что пора идти на поиски папоротника и других волшебных корений, цветков. Поляну лес окружал с трёх сторон, поэтому все разошлись в разные стороны. Но в основном девчонки постарше пошли с такими же ребятами. Мы с Костей и двенадцатилетним соседом поплелись по лесу втроём. Лес мы знали неплохо, небо было ясное, а луна светила ярко, поэтому мы не боялись заблудиться. Ну, а если бы встретили лешего, то всегда можно было закричать и, скорее всего, кто-нибудь из ребят прибежал бы на помощь, так мы рассуждали. Минут через двадцать поисков папоротника мы как-то остыли к этому делу. Никаких признаков чудес на нашем пути не наблюдалось. Но вдруг где-то в стороне мы услышали неестественные для детей возгласы. Тут нас действительно стала пробирать дрожь. При этом мы всё же решили потихоньку идти на звуки. Шли медленно, но ветки кустарников всё же периодически царапали нам ноги, руки, да и все тела вообще, мы же были голые. Постепенно мы подкрались ближе к источнику звуков. Но так, что изначально мы могли видеть лишь какой-то шевелящийся во тьме среди ёлок клубок. Постоянно издававший получеловеческие, полузвериные звуки. Нам сделалось совсем страшно, мы уж было хотели звать на помощь людей: может, несколько волков или даже кабанов терзают кого-то из наших вкусно пахнущих девчонок?.. И верно: в полосу лунного света в этой борьбе попала взметнувшаяся грудь, как будто кто-то ускоряясь подгрызал под нею что-то... Но тут, после жуткого протяжного стона, переливающегося разноголосо - как нам показалось, стона из нескольких голосов, - мы услышали смех Лены. А чуть позже и какие-то весёлые слова Геры. Мы поняли, что нам нечего бояться, но и идти к ним мы не решились... Не найдя кореньев и волшебного папоротника, побрели к поляне, которая вскоре стала проглядывать костром сквозь толщу деревьев. Там уже собрались ребята помладше. Да и парочки парней с девчонками тоже стали выбираться из леса, подходя к низко горящему костру. Все помаленьку, по чуть-чуть стали одеваться, и пошли разговоры о возвращении по домам. На следующий день у меня поднялась очень высокая температура, я начал бредить и впадать в беспамятство. Мне виделись жёлтые самолёты с немецкими крестами, пикирующие и хищно вздыхающие, как тот таинственный клубок среди елей. Все мои бредовые сны были окрашены жёлтым цветом. Вызвали скорую, врач диагностировал желтуху, гепатит, и меня госпитализировали. В больнице я встретил нескольких своих знакомых ребят, которые так же как я были на празднике Ивана Купалы. Врачи разводили руками и подчас не могли поставить правильные диагнозы. По городу поползли слухи, что в этот день на секретном заводе произошла утечка то ли радиоактивных, то ли токсичных химических веществ. И эти вещества попали в тёплый канал. Вот так даже языческие боги и потусторонние существа не смогли уберечь нас от ошибок и сюрпризов технического прогресса. В девяностых годах на «секретном» заводе сменился технологический цикл, да и вообще уран обогащать практически перестали. И тёплый канал превратился в небольшой ручеёк, который можно перешагнуть небольшим прыжком. Там уже нет ни водорослей, ни теплолюбивых рыбок, как нет в тех обмелевших берегах и утекшей опасной воды нашего вольного советского детства. 23.07.2017
|
|