Этот этап был очень тяжёлый: меня везли не как обычно, отдельно от всех в тройнике столыпинского вагона, а в общем большом купе, где на шесть лежачих мест официальная норма вместимости арестантов 16 человек. Тут же все и курят, и принимают пищу, и спят. И так - трое суток.

По дороге из Москвы до Челябинска арестантский вагон открывается несколько раз. На некоторых станциях, в основном в населённых пунктах, где есть либо централ, либо колонии…

Уже тепло, конец мая, и на ходу в вагоне открывают форточки, иначе от сигаретного дыма реально можно потерять сознание. Правда, пока стоит поезд, форточек всё же не открывают, но и курить не дают. Кстати, за поездку в таком вагоне ФСИН России платил компании РЖД миллион рублей за этап туда и обратно. И здесь – коммерческие отношения! По моим подсчётам, обыкновенный плацкартный вагон в тот момент обошёлся бы в два раза дешевле. Как говорится, налицо тут коррупционная составляющая.

В Челябинское СИЗО я приехал основательно разбитым, нас сгрузили в одно большое помещение. Так называемая этапная комната или «боксик». И, похоже, народ тут был не только из нашего вагона, но и с других этапов…

Я пристроился у стенки, сев на свою сумку, так как все места уже были заняты, и большая часть народа просто стояла. Рядом со мной оказался человек с могучими жилистыми руками настоящего рабочего (такие руки в Москве можно увидеть разве что на скульптурах, изображающих борьбу пролетариата на каких-нибудь баррикадах). Арестанта звали Степан, он ехал отбывать срок в какую-то местную колонию, арестанты подтрунивали над ним: как, мол, тебя угораздило в первый раз, в 35 лет, работягу, сталевара, сесть за 111 ч.1? (Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью).

- За то и сел, что я рабочий и сталевар! - парировал Степан. – Я, знаете, часто любил после работы зайти в один наш кабачок, пропустить парочку рюмочек водки и посидеть послушать разговоры умных соседей. Это не простой кабачок, он у нас в центре расположен, где старые, дореволюционные здания, вот там в подвальчике-трактирчике.

Кто-то из присутствующих поддакивал: да, знаю, мол, знаю, цены там немалые, не всякому рабочему по карману. Степан парировал снова: «Цены и вправду нехилые, зато люди-то какие там умные собираются!».

- Туда ведь интеллигенция приходит и умные все, начитанные, журналисты местные часто бывают, даже заезжие политики культурные мероприятия там иногда проводят, поэты - разные вечера… В общем, кипит жизнь! Я хоть, знаете, не вступаю там ни с кем в разговоры, а вот послушать-то люблю, как они рассуждают. И если вы думаете, что в стране всё обстоит так, как вам говорят по телевизору, то уж вы этому не верьте, это я вам точно могу сказать. Я такого за пару лет наслушался там что, если бы мог нормально пересказывать, у вас бы уши в трубочку свернулись. А рассказчик я и вправду никудышный, вот всё помню, всё понимаю, что вокруг происходит, а рассказать вам про это не могу. Даже не просите, не умею, не получается, тем более так, чтобы по-научному, по- культурному. Ну, а нецензурно не хочется!.. А то, может, и смог бы, да язык русский не хочу оскорблять, уважительно я к культуре отношусь.

От такой беседы я стал чуть-чуть оттаивать, мне стало очень интересно, чем закончится рассказ Степана. Между тем арестанты всё теснее кольцом сжимались вокруг рассказчика и даже почти все перестали курить. Голос Степана громыхал далее:

- И в этот злосчастный день зашёл я в кабачок и присел на своё место. Заказал 300 грамм сорокоградусной и графин клюквенного морса. Рядом за столиком сидела компания местных интеллектуалов, но, как выяснилось, среди них было пару заезжих пропагандистов какой-то либеральной партии…

Тут некоторые зэки стали расспрашивать Степана, что это за либеральная партия такая: ЛДПР что ли? Степан стал объяснять, как мог. Мол, это не из Думы, не которые якобы за бедных да за русских, а наоборот, такие политики, которые горой стоят за богатых, при этом рассуждая, что это и есть основная жизненная ценность для бедных, чтобы богатым жилось хорошо…

Арестанты начали между собой шептаться: какое же счастье для бедных от успехов богатых? Ведь известно, что богатство последних как раз и строится на бедности первых. Степан продолжал:

- Я-то раньше ничем таким не интересовался. Но от меня жена три года назад ушла к богатею, у нас на заводе тогда как раз почти полгода зарплату не платили… Вот она и не выдержала, говорит: «Стёп, ты извини, и люблю я тебя, и как мужик устраиваешь ты меня, да вот жизнь-то у нас, у людишек, всего одна и прожить её хочется так, чтобы праздник был и фейерверк, а не так чтобы каждый день думать, где денег на хлеб занять и как потом долги отдать». Красивая она, зараза, жуть какая была!.. В общем, я её не осуждаю: понять бабу можно, красота требует и оправы дорогой, любила она ювелирные всякие финтифлюшки и одежду не из сэкондхэнда. Но с тех-то пор я и стал интересоваться, почему одни в нашей стране богатые, а другие бедные. При этом в основном-то работают как раз те, кто ничего не имеет, а кто не работает, имеют в сотни и тысячи раз больше тех, кто пашет сутками.

Да так и есть, подтверждали хмурые слушатели. Степан продолжал свой рассказ:

- За соседним столом разговаривали громко, дискуссия шла явно о каких-то активных действиях, какой-то заезжий агитатор, уже хорошо набравшийся виски, настаивал, что нужно переходить к провокационным акциям прямого действия. Мол, нужно выводить на уличные акции как можно больше народу, да так чтобы людей как можно больше арестовали. Местные, в основном журналисты и активисты демократических партий, вроде как были не против, но резонно рассуждали, что под пустые лозунги о свободе народ особо не выведешь. Тут, мол, рабочее население-то, много его, и людям нужно конкретно объяснять, за что мы боремся. А если сказать, что мы выступаем за приватизацию очередного завода и что это будет благо для народа, так люди вряд ли это поймут, нужно, мол, сместить политические акценты. Я сижу, значит, уже половинку своего штофчика приговорил, а может и более…

Заслушавшись Степана, курить перестали теперь уже тотально все зэка.

- Слушаю я их, и мысленно соглашаюсь, что наши работяги за очередную приватизацию выступать не будут, за частные управляющие компании, за свободу банковской деятельности. Нет- нет! Мы уже этого насмотрелись, вот и мне лично жена долгов банковских наоставляла, еле расплатился… Думаю, прав местный демократ. А он-то и продолжает: тут, мол, за помощью нужно к левым идти, к коммунистам, те-то работяг подымут, они с ними несколько успешных забастовок проводили. Я думаю: это точно, на соседних заводах были и голодовки, и забастовки, левые помогли работягам, это правда. Но заезжий либерал после этих слов прям завизжал: «Нет, никаких коммунистов! Чтобы тут никаких «ватников» и «совков» и близко не было, нас друзья на Западе не поймут, мировое сообщество это не сможет принять!» Они, мол, «совки» эти проклятые, сейчас и на Донбассе воюют, мешают продвижению западной демократии, а вы хотите их пригласить для совместных действий! Мне, конечно, очень хотелось вмешаться в беседу, но я ещё больше не уверен в себе, когда хмелею. Я хоть и понимаю, о чём весь этот разговор, а вот сказать так красиво не могу, не приучен, в общем – только подливаю себе ещё рюмочку «горькой» и слушаю дальше…

Весь боксик заслушался Степана так, что забыл про духоту и закрытые окна.

- А волосатый-то этот, заезжий либерал, продолжает: рабочие эти всего лишь безмозглые рабы, придумайте для них какую-нибудь байку, мол, придут новые хозяева, вложат в ваш завод деньги и будете как сыр в масле кататься. Что вы, не знаете, как лохов развести? Водки им пообещайте, этих тупиц нужно держать в узде и ни в коем случае нельзя допускать, чтобы они проявляли самостоятельный интерес к политике, и особенно чтобы они начали слушать левых! Так что будут вам и ресурсы и что угодно, хоть проституток завезём, но лишь бы ватников-совков в протесте не было. А рабочие ваши - это быдло, которым покажи огурец и бутылку водки, так они и мать родную продадут, а не то что интересы своего рабочего класса. Местные демократы явно не ожидали такого накала и напора, и в общем-то уже не возражали. Ох, как во мне заиграла кровь после этих слов! Я хотел было начать речь, но опять боюсь, скажу что-то не грамотное… Вот понимаю-то ведь всё, а сказать грамотно не могу, злюсь, а возразить не умею! В общем, рука моя сама потянулась к графину с клюквой. Встал я из-за стола с этим графином подошёл к соседям и шарахнул по голове заезжего либерала. А когда ударял успел лишь выдавить из себя: « Привет от рабочего класса!» Конечно, тут паника, вся компания в рассыпную, по волосам либерала то ли клюква, то ли кровь течёт, охрана налетела… Ну, демократу вызвали скорую, а мне ментов, увезли его в больницу, слава богу, травма оказалось несерьёзной. Но мне-то на несколько лет заключения графина хватило.

Мужики всё же потянулись за сигаретами. Пока Степан продолжал свой рассказ, на улице начался дождь, сильнейший ливень. Я хотел было как-то присоединиться к разговору, но вдруг в наш полуподвальный боксик хлынули потоки воды. Да так бурно, что даже из угла, где валялись какие-то тряпки выбежали две огромные крысы и быстро выбрались наверх, несмотря на сбивающие их потоки. А вода начала прибывать стремительно, арестанты стали колотить в дверь, чтобы сотрудники перевели нас в другое помещение.

Вода уже так залила всю комнату, что сумки пришлось держать в руках, а она всё лилась и уже просочилась через дверь в коридор. Скоро прибежали сотрудники, открыли наш боксик, и стали разводить в людей по другим камерам. Нас со Степаном развели в разные боксики и больше я его не видел.

Но теперь я часто в интернете читаю разного рода горе-политиканов болтовню о том, что рабочие это безмолвное стадо. Мол, ничего работяги не понимают, и не могут бороться за свои права. Но я-то точно знаю, что работяги ещё скажут своё слово, просто выражать своё мнение они пока не научились по-научному.