Государственная пропаганда травит оппозицию, запугивая обывателей ужасами революции. Более того страхом перед радикальными переменами поражены многие участники и даже лидеры оппозиционного движения. Правящие элиты и в России и на Западе используют для сохранения статус-кво антиреволюционный миф, сложившийся в современном виде в 60-е-70-е годы 20-го века, на основе русского революционного мифа. При сохранении фатализма, безапелляционности и догматизма русского революционного мифа в его антиподе минус был изменен на плюс и наоборот. Все хорошее стало ужасным (революция, коммунистические идеалы, атеизм, космополитизм и т.д.), а ужасное (религия, собственность, традиции, государство, патриотизм и.т.д.) - наоборот замечательным. Коммунистический рай превратился в ад, а традиционная национальная государственность стала  из главного врага непреходящей ценностью.

У истоков мифа: Чернышевский и Солженицын
Русская литература сыграла огромную  роль в новейшей политической истории не только нашей страны, но и всего мира. Революционный коммунистический (тогда эти определения были неразрывно связаны) миф, пришедший в Россию с Запада, завладел умами нескольких поколений радикальной интеллигенции, во многом благодаря роману «Что делать» Чернышевского, опубликованному в 1863 году. Опыт сталинской деспотии заставил российскую интеллигенцию разочароваться в этом мифе, превратить его в зеркально противоположный антиреволюционный миф и вернуть Западу.

Начало этого процесса было положено почти через сто лет публикацией другой знаменитой книги «Один день Ивана Денисовича» Солженицына в 1962 году. Затем последовал «Архипелага Гулаг», который западные элиты, если перефразировать слова Пастернака, насаждали в своих странах, как картошку при Екатерине (как Сталин Маяковского в СССР). Книги Солженицына стали едва ли не главной причиной массового поправения западной интеллигенции в 70-е годы. Под их влиянием усилился страх европейских обывателей перед любыми радикальными социальными переменами.

Конечно, формирование русского революционного и антиреволюционного мифа началось задолго до выхода в свет ключевых произведений Чернышевского и Солженицына. Достаточно вспомнить с одной стороны литературную и издательскую деятельность Герцена, а с другой «Бесы» Достоевского (первая «священная книга» антикоммунизма). Но, как неоднократно отмечалось исследователями, роль книг Чернышевского и Солженицына была ключевой.

Люди после их прочтения меняли не только мировоззрение, но и саму жизнь. Некоторые становились революционерами или диссидентами. Еще больше читателей отвергали принятые в их обществах системы ценностей, и даже бытовые практики. Благообразные отцы и матери семейств бросали все и шли в народ пропагандировать социализм. Идейные члены КПСС уходили в религию или становились антикоммунистами.

Как известно Ленин и многие другие большевистские лидеры в юности были вдохновлены творчеством Чернышевского, а от него уже пришли к Марксу.

Чтение «Одного дня» стало ключевым событием в формировании мировоззрения многих диссидентов 60 – 70-х годов 20 века (см. различные  диссидентские мемуары, в т.ч. Новодворской и т.д.).

«Что делать» и «Один день Ивана Денисовича»: неслучайные параллели
Сходство роли в общественной жизни России некрасовского «Современника» и «Нового Мира», публиковавших Чернышевского и Солженицына, отмечали еще соратники Твардовского. Сближает «Что делать» и «Один день» и то, что их напечатание в легальной прессе, без которого не было бы и шумного успеха, было результатом счастливых случайностей. «Что делать» по ошибке, не разобравшись в истинном смысле текста, пропустила цензура. «Одному дню» дал путевку в жизнь сам Хрущев, которого его помощник Лебедев просто «подловил» в хорошем настроении на отдыхе и ознакомил с содержанием повести.

Оба автора эпохальных текстов долгие годы провели в заключении (Чернышевский вовремя и после, Солженицын до публикации) и обрели в общественном сознании образ героев-мучеников. Обе повести вскоре после выхода в свет на долгие годы были запрещены на Родине и широко распространялись нелегально через сам- и тамиздат. Специфический литературный и жизненный стиль обоих авторов подвергались многочисленным насмешкам коллег-недоброжелателей, вспомним «Дар» Набокова (Чернышевский) или «Москва 2042» Войновича (Солженицын). Но, главное, что объединяет произведения Чернышевского и Солженицына - совершенно феноменальное влияния на общественное сознание страны.

История «Что делать» и «Одного дня» вообще поразительно симметрична. Между их публикациями 100 лет, разделенные революцией 1917 года, как осью симметрии, на две практически равныйе половины. За первые 50 с лишним лет своей российской одиссеи, социал-революционный миф стал наиболее популярной идеологией в нашей стране (социалистические партии на первых же свободных выборах в Учредительное Собрание в 1917 году набрали подавляющие большинство голосов). В следующие 50 лет правили «коммунисты», дискредитировавшие его настолько, что он превратился в противоположный по знаку, антиреволюционный миф. Миф о коммунистическом рае на земле был отзеркален в миф о коммунистическом аде, столь же надуманный и субъективный. Любая революция стала восприниматься как дорога в этот ад, проходящая через террор и кровавый хаос.

Антиреволюционный миф в версии близкой к солженицынской активно используется криминальной олигархией, пришедшей к власти после 1991 года. Ельцина протаскивали на второй срок президентства, массово запугивая людей призраком коммунизма и революцией. При Путине перед последними выборами эта пропагандистская компания была повторена в деталях, вплоть до возобновления издания «антиреволюционной» газетки «Не дай Бог». Направлена она уже была не только против коммунистов, но против любых сторонников перемен.

Ответственен ли Чернышевский за Солженицына, а Солженицын за Кургиняна?
Чернышевский считал, что разрушение традиционных социальных институтов: религии, семьи, частной собственности, государства - даст людям свободу. Солженицын пытался доказать, что любые действия в этом направлении ведут не к свободе, а к рабству Гулага. Эта позиция стала основой современного антиреволюционного мифа, суть которого - идея о пагубности сознательного движения общества к социальному идеалу.

У каждого мифа, конечно, есть и определенные реальные основания. Для антиреволюционного мифа - это вырождение и крах большевистского социального эксперимента. Как писал в конце 60-х годов 20-го века Корней Чуковский, можно сказать последний разночинец, исследователь творчества Чернышевского, человек близкий к его семье: «..Больно   к   концу   жизни   видеть,  что   все   мечты   Белинских , Герценов, Чернышевских, Некрасовых, бесчисленных народовольцев, социал-демократов и т.д., и т.д. обмануты - и тот социальный рай, ради которого они готовы были умереть - оказался разгулом бесправия и полицейщины».

Ответственен ли за это печальный результат сам Чернышевский? Известный народник Туган-Барановский, отмечая сходство взглядов Чернышевского и другого русского революционера Герцена, отмечал существенное различие между ними. «Индивидуализм этого типа (Герцена) отстаивает права меньшинства от посягательств большинства, права каждой человеческой личности против массы, права отдельного индивида против толпы… Второй тип индивидуализма (Чернышевского) равнодушен к особенностям каждого человека и видит в человеческой личности просто общественный атом… Своеобразие отдельных людей не представляет, само по себе, какой-либо самостоятельной ценности и поэтому, если интересы большинства требуют пожертвования этим своеобразием, то общество должно смело решаться на это».

В наследии Чернышевского и многих других апостолов коммунизма была заложена мина замедленного действия, которая делала их искренний демократизм беззащитным перед злой волей диктатора. Провозгласив приоритет интересов народа над правами индивидов, они обеспечили условия для абсолютной диктатуры лидеров, действующих от его имени. Затем эти «вожди» смогли произвольно формировать систему и политику страны.

Именно так под маской диктатуры большинства установилось правление большевистской партийной олигархии, а затем единоличная власть Сталина, окончательно похоронившего идеологическое наследие революционной-демократии и уничтожившего большинство носителей этой идеологии. В результате Сталин создал под флагом коммунизма нечто совершенно противоположное коммунистической мечте Чернышевского. Вместо свободной любви – культ патриархальной семьи. Вместо свободного творчества – контроль бюрократии над всеми сферами жизни. Вместо равенства – подкуп творческой интеллигенции и привилегии бюрократии, вместо защиты прав граждан – произвол государства.

Сталинский режим не только не был революционным и коммунистическим, он был архаичным и реакционным (средневековая тирания в политической сфере, азиатский способ производства в экономике, репрессивный традиционализм в сфере культуры и морали). Поэтому он мог поддерживаться только с помощью жестокого террора против настоящих революционеров и просто свободомыслящих граждан.

Не случайно, что сталинский террор конца 20-х – начала 50-х годов, сопровождался возвращением традиционных патриотических и консервативных клише, столь ненавидимых русским освободительным движением. Таким образом, этот террор, вопреки солженицынскому мифу, был не продолжением, а отрицанием революционных традиций, хотя стал возможен, в том числе, и из-за фатальных ошибок некоторых русских  революционеров, в т.ч. Чернышевского. Современная революционно-демократическая идеология, не уязвимая для антиреволюционного мифа, может основываться только на версии Герцена, которая исключает саму возможность авторитарного перерождения и повторения трагического опыта прошлого.

Если Солженицын и его последователи пытались априорно дискредитировать любые социально-революционные идеи с помощью страшной памяти о сталинском терроре, то новое поколение реакционеров (типа Кургиняна и Проханова) в тех же целях, наоборот, возрождают культ Сталина. Антиреволюционные мифы Солженицына и Кургиняна, при всем противоположном отношении к Сталину, одинаково полезны современной власти. Сторонники солеженицынской версии этого мифа запугивают неизбежным в случае революции «кровавым хаосом». А кургиняны – тем, что свержение господствующей олигархии якобы приведет к потере суверенитета страны. Под предлогом защиты государственных и национальных интересов, верности Столыпину-вешателю или Сталину-палачу революционеров, эти мифы всего лишь обслуживают интересы современных собственнических элит.

 О формировании,  экспансии и эволюции антиреволюционного мифа подробно напишу в следующий раз.