Год обещает быть не просто интенсивным, а решающим. Для страны, для оппозиции – которая либо состоится (закалится) в революции, либо выродится. «Готовь сани летом» - начинай заранее летопись. Какое лучшее произведение о революции 1917-го? «10 дней, которые потрясли мир». Потому что написано по свежим следам – с некоторыми перевесами публициста, долговязыми описаниями «боковых» эпизодов, но в том и аутентичность, в том и реализм. Лучше бы эта книга была, если б Джон Рид начал её писать за год до русской революции? Безусловно. Так, кстати, и было, но то была книга о революции другой, сапатистской. Что ж, мы возьмём и это на заметку. Чтобы стрелять метко – нужно долго пристреливаться.

Жанр здесь будет неопределённым, впрочем, как и сюжетная линия. Ведь кульминация – пока только прогнозируемая – случится или не случится. Да и в какое время? Тем не менее, в данном случае отсутствие результата – станет результатом в тексте. Наметить заранее политпублицистикой мишень и ждать в неё попадания разряда молнии политической действительности. Это ли не радикальный реализм? Именно он.

Формат статьи – наиболее приемлем для нынешнего состояния общественного сознания. Разовое высказывание определённого узнаваемого оратора, по отношению к которому читатель видит ярче высвеченной и свою позицию – вот что это такое. Но, поскольку высказываний этих набирается за некий период немало, всегда возникает вопрос: насколько они согласуются с собой, насколько они логичны? Если анализ политической ситуации в ряде статей последователен и лаконичен – почему бы статьям не собираться как конструктору в некий больший текст? Логично?

Что же должно выйти из этого собранного за определённое время многостатьёвого текста? Роман, повесть, дневник? А это зависит от изначальных настроек. Вот Проханов так периодически склёпывает книги из статей. Однако это именно сборники статей – пусть и с объединяющим их названием, некой декоративной надстройкой-логотипом. Но Проханов – писатель одного абзаца, и книги выходят именно статьёвыми, извините за выражение. Разве что «Красно-коричневый» пытался срастись в нечто единое, если б не судорожно в него вбитые «природные» эпизоды – именно для «романности». Но как сделать, как навострить изначально статьи – чтоб они собирались как паззл или как «лего» в общую постройку, сравнимую даже не с «10 днями», а с тем, что могло бы из них выйти, если бы сеть репортёра из переплетения строк была заранее заброшена в течение политической жизни предреволюционной России накануне 1917-го?

Нужна, как ни странно, поэзия текста. Самого текста, в котором будут постоянные герои, но будет и речь автора – не только в виде акутальных суждений-соображений, а пусть даже и в виде переживаний, созерцаний, по идее для статьи излишних. Ведь это переживания не вне времени и пространства – они как раз в одном времени с усталыми и дородными выдохами работящего Сурка на Старой площади, с похрюкивающими вдохами самовлюблённого Медвежонка на ТВ, и конечно же в одном хронотопе со хмуро поглядывающей на современников из-под вековой тяжести своей ответственности Путятишной. О ком это автор? Да вы же прекрасно понимаете. Вот вам и первое достоинство охудожествления (необходимого, умеренного) политического бомонда.

Роман из политического теста не слепишь, не выпечешь – придётся утаскивать в лично-психологичные закоулки. Повесть – это всегда прошедшее время. А что если, уж коли провозглашён был мной когда-то радикальный реализм как новый путь от старых ошибок постмодерна – делать не только из приевшихся политперсонажей, но и их ещё несовершённых поступков поэму? Вот амбициозный-то проект! Поэма будет не в стихах, конечно, но именно в высшем и исходном понимании – поэма. Так как цель, куда метит текст – в высшей мере поэтична. Революция – цель.

Сколь благородны и несиюминутны в свете именно этой цели становятся лица будничных персонажей политтусовки! Мне кажется, они до этого дозрели (абсурдизация действительности требует вмешательства как раз-таки радикального реализма). Дозрел и авторский взгляд. Здесь уже не надо бояться художественного – если оно подчинено политическим задачам. Абсолютно рядовым, прагматичным, революционным. Не политика ради литературы, а наоборот. Это даже не соцреализм – это радреАл. В поэме не будет героев, не будет никакой вообще как в пьесах подсказки в виде списка действующих лиц. В неё войдут все, кто войдёт в действительность за описываемый – точнее «описуемый» и в будущем период. Даёшь радикальный реализм в публицистике! И так уже фактически взятый темп «статью в неделю» - мы поставим в чёткий график публицистических очередей по шатающемуся в преддверье 2008-го режиму.

Ёлкина болезнь Путятишны

Ёлкин слабея и бухея начинал перестанавливать своих бояр как пешки на шахматной доске – сизые немногочисленные пальцы постоянно хватали то одну, то другую головы. Он не знал как, кого и куда поставить – но перестанавливал просто ради действия. Пьяная и шаткая система крепнущего олигархического капитализма не улучшалась от этих перестановок, но Ёлкин делал перестановки ради перестановок, чем и обнаруживал всё более неуместность и нежизнеспособность бюрократического аппарата, переродившегося из  социалистического в капиталистический.

ВарВара Путятишна (ВВП), посаженная Ёлкиным наследницей трона, сперва вела размеренную кадровую политику – потеснила либералов, продвинула к вентилям силовиков, ничем это не мотивируя. Но мотивировки звучали извне – народ-то либерализм ненавидил. Поэтому и принимал как должное продвижение худощавых прежде силовичков из родного города Путятишны к принадлежавшим ему вентилям. Мол, они нам-то ближе, силовички – государственники по положению своему. Однако государственники организовали такие коммерческие фирмы на базе естественных монополий, что и Кремль стал всего лишь офисом Газпрома, распределительной будкой.

Но вот сроки правления Путятишны стали клониться к финалу, и у неё вдруг проступили явные рецидивы ёлкиной, мужниной болезни – она вдруг одного министра, не имевшего отношения к армии, сменила на более того не имевшего отношения всё к той же армии министра нового. А вдобавок и ещё одного местного правителя освободила от должности, дабы тамошний принц прямой дорогой шёл к престолу. Народ пригляделся к Путятишне и перестал восхищаться её статью силовиковой: не сизый ли Ёлкин вглядывал хмурым взглядом из-под так полюбившихся народу век?

А засуетилась Путятишна потому что сроки передачи власти близятся. Уже чуть-чуть более года. Преемник-Медвежонок занял достойное место на экране – рассказывает вкусно о газификации страны, которую государственный Газпром почему­-то только сейчас назвал приоритетной (неужели национализированный революцией Газпром вообще такой вопрос ставил бы рядом с экспортным? конечно нет – своим в первую очередь). а вот Преемник-Министр, которого некоторые называют Буратино за постоянную улыбчивость – что-то терял рейтинг на посту министерском. Ну решила ему путятишна помочь. И сделала воистину медвежью услугу – то есть не Буратине лучше станет от этой перестановки, а Медвежонку. Впрочем, если бы бедами подобные рокировочки отражались лишь на шахматных фигурках Путятишны! Ведь пока пешки идут в королевы – исподнее этих фигур наблюдает вся страна, равно как и немощь армии, в которой что ни день, то кто-нибудь вешается, убивает сослуживца, крадёт. Путятишна уверяет, что это стабилизация. Но и ей надоело упрямому народу повторять эту очевидную истину – не хочет народ жить лучше, не получается у него. Вот на Рублёвке – получается, но это очень малая часть народа.

А вот большая его часть – всё в раздумьях, собственник он, народ, или наёмный работник. На «Форде» требуют зарплату больше 20 тысяч. Правильно – бить буржуев нужно именно финансовыми требованиями. И бить в целом товарно-денежную систему – именно так. Чтобы взорвать её изнутри, чтобы изжить её как неадекватную запросам общества «умелых рук», назовём его так. Ибо восстанут только те, кто не просто умеют работать и думать – а те, кто захочет работать так, как думает, кто додумается работать без тех, кто не работает, без тех, кто придумывает систему перераспределения доходов в свою пользу, в пользу эксплуататора и паразита.

Задушить капитализм финансовыми требованиями – перевернуть иерархию. Требовать от буржуев невозможного – это и есть непосредственный шаг к революции. Если уступят, требовать следующего невозможного. И именно так – быть радикальными реалистами. Невозможное возможно после свержения системы. В том числе и товарно-денежной системы как универсальной для современных трудовых отношений. Но об этом уже в следующем кусочке поэмки.