Часть I: 1,2,3,4; Часть II 

Глава 6. Смирись, Кавказ, идет Шаманов!

Все перечисленные факторы, однако, можно уподобить гарниру. Они не заменили собой основное блюдо, но послужили дополнением к нему - и усилили его действие.

А «блюдом» этим стала вторая чеченская война. Именно она сделала премьер-министра Владимира Путина не просто президентом России, но и весьма значительной, в чем-то даже культовой фигурой.

В 1996 году в российских политических играх Чечне отводилась особая роль, определенная ее размытым, двойственным статусом: вроде бы часть Российской Федерации, а вроде и независимое государство. Полунезависимое положение Чечни-Ичкерии давало возможность проворачивать дела, в результате которых не оставались внакладе ни московские политики и бизнесмены, ни чеченская верхушка.

Но в 1999 году Чечня понадобилась Кремлю уже в новом качестве.

Чтобы сделать Владимира Путина президентом (причем победа должна была быть достаточно убедительной - без всяких вторых туров), требовалось обеспечить ему массовую поддержку. А лучший способ заставить население сплотиться вокруг власти - война с внешним врагом. Она не обязательно должна быть быстрой, и даже успешной. Главное - это четкое разделение: «мы» (во главе с обитателями Кремля) - и «они» (несущие «нам» явную угрозу). В такой ситуации все внутренние разногласия должны отступить на второй план. Хорошо известно, например, что Николай II в 1914 году вступил в мировую войны, намереваясь, не в последнюю очередь, ослабить революционное движение, лишив его общественной поддержки. И это ему удалось - по крайней мере, поначалу.

Разумеется, внешняя агрессия для российского правительства осенью 1999 года была начисто исключена. На тот момент российская элита если и не входила в элиту мировую, то, по крайней мере, стремилась к этому. Следовало соблюдать хотя бы внешние приличия, и ни в коем случае не давать недоброжелателям никаких козырей против себя. Вооруженный конфликт, например, с одной из бывших советских республик неминуемо бы ослабил позиции Москвы на международной арене - тем более что ни одно государство не изъявляло намерений напасть на Россию. Кремлю же ни в коем случае нельзя было выглядеть агрессором.

Чечня же - дело совершенно иное. Де-юре эта республика все еще входила в состав России, а значит, дело можно было представить как наведение порядка в своем собственном доме. Впрочем, президент Аслан Масхадов был признан не только в России, но и за рубежом, имел вполне официальный статус. Следовательно, акцию следовало проводить в два приема: поначалу представить все так, будто российские власти воюют не с Масхадовым, а с чеченскими бандитами, не подчиняющимися президенту (на самом деле в Чечне власть Масхадова была признана далеко не всеми кланами). Ну а впоследствии чеченского президента с чистой совестью можно было объявить сообщником бандитов.

Именно так в действительности все и произошло. Московские взрывы и вторжение Шамиля Басаева на территорию Дагестана спровоцировали в России рост античеченских настроений. После этого военная операция в Чечне выглядела оправданной - хотя бы морально.

В последующие годы было опубликовано немало информации о том, что к пресловутым взрывам была причастна Федеральная служба безопасности. Так ли это на самом деле, судить не возьмусь, однако одно можно сказать с полной уверенностью: наибольшую выгоду из этих взрывов извлек именно Кремль. Перефразируя Чингисхана, Кремлю была нужна чеченская война - и он ее получил.

Дальнейшие события весьма напоминали осень 1914 года - разве что масштаб был помельче. Взрыв патриотизма (разумеется, державного - всякий иной патриотизм в ельцинско-путинской России не в чести) забросил рейтинг премьера Путина на заоблачную высоту. Заговорили о возрождении российской армии, о том, что Россия возвращает себе утраченное величие...  И Путин стал символом этого возрождения - действительного или мнимого.

Образ врага сделал свое дело - и в дальнейшем президент Путин будет еще не раз с неизменным успехом использовать этот прием (о чем будет сказано ниже).

Между тем события в Чечне принимали новый оборот. Антитеррористическая операция довольно быстро превратилась в войну против Чеченской республики как таковой - против того самого президента Аслана Масхадова, которого еще недавно с помпой принимали в Москве. Теперь врагом для России были уже не Басаев и его бандиты, а сама Чечня. Во второй половине 90-х годов Кара-Мурза писал о «сатанизации» сербов в глазах западоного общественного мнения. Точно так же в 1999-2000 годах российские СМИ «сатанизировали» чеченцев - настолько, что теперь любые направленные против них меры выглядели оправданными.

Парадоксальным образом такая политика сплотила не только русских, но и чеченцев. Кланы, которые прежде терпеть не могли Масхадова, единодушно его поддержали. События в Чечне выглядели зеркальным отражением событий в России. Джинн войны вырвался из кувшина, и начал вытворять такие дела, на которые его кремлевские освободители вряд ли рассчитывали.

Война становилась безнадежной. Победить в ней можно было бы возможно лишь в том случае, если бы чеченский народ был поголовно истреблен, или, по крайней мере, депортирован - как во времена Сталина. Однако ни в Кремле, ни в его окрестностях Сталина не наблюдалось - и потому было решено использовать иной способ. Иными словами - сделать ставку на некую силу (и представляющего ее деятеля) внутри самого чеченского общества.

Таким деятелем стал духовный лидер чеченцев - муфтий Ахмад Кадыров, глава влиятельного клана Кадыровых. Разумеется, грехов за ним имелось предостаточно - достаточно вспомнить, что во время первой чеченской войны 1994-1996 годов он был одним из наиболее активных сторонников Джохара Дудаева. Однако обитателей Кремля этот факт нисколько не смущал.

Сам ход события «второй чеченской» описан уже достаточно подробно, и здесь нет смысл останавливаться на этом. Обратить внимание следует лишь на некоторые обстоятельства.

Во-первых, не только сама война, но и подготовка к ней помогли, что называется, «мобилизовать электорат» - потенциальных сторонников Путина. Их лозунгом стало название одной из передовиц в той же «Завтра»: «Путин, разбомби Чечню!». Чечня стала символом абсолютного зла - если не мирового, то по крайней мере национального. Путин же (а также генералы Шаманов, Трошев и Казанцев) выглядели благородными героями-драконоборцами.

Впервые за многие годы российская армия хоть кого-то била. Появился повод (не скажем «причина») для гордости за свое государство. И гордость эта была уже неразрывно связана с именем Путина - который еще более выигрышно выглядел на фоне президента Ельцина. Что делать - после ельцинского восьмилетия россияне испытывали отчаянную потребность гордиться хоть чем-нибудь.

Разумеется, долго так продолжаться не могло - таково свойство локальных войн. Но Кремлю долгой войны и не требовалось - достаточно было продержаться на гребне до марта, на который были намечены новые президентские выборы.