Начало марта, начало весны, но серо и грязно в тесном переулке Москвы у Пушкинской площади. Небо почти сплошь в тяжелых сизых облаках. Только изредка видны в нем голубые весенние проталины. Робко проникнувший сквозь серость неба узкий луч еще по-зимнему холодного солнца высветит ненадолго стену дома напротив, с грязно-желтой в трещинах штукатуркой, с бурыми пятнами сырости, - и снова вокруг полумрак и свинцовая тяжесть. 

Мы, мальчики старшей группы детского сада, столпились подальше от окна и от двери в кухню, где сейчас о чем-то шепчутся необычно хмурые сегодня нянька и воспитательница, окружили Нину Попову, которая уже сняла трусики и хочет показать нам самое интересное. Почти все девочки заняты своими делами или играют с куклами в другом конце комнаты. А мы стоим, с нетерпением ждем и смотрим, как Нина, немного смущаясь, медленно задирает подол своего платьица и, выставив вперед округлый животик, открывает для общего обозрения такой заманчивый и таинственный выпуклый бугорок со щелкой посередине, уходящей вниз между пухленьких ножек. Самые смелые мальчики трогают и гладят этот бугорок, а один спустил свои трусики и гордо показывает Нине и другим подошедшим девочкам свое не менее интересное маленькое хозяйство…

Детский сад теснится в первом этаже высокого ещё не старого дома в Большом Гнездниковском переулке. Дом этот, сохранивший ещё горделивую осанку построек начала бурного века, - такой же серый и мрачный, как сам переулок в его конце, выходящем через высокую арку к самой главной магистрали столицы, улице Горького. Не просто дом, а домище, крепко-накрепко вросший в такую же сизо-буро-серую мостовую с узкой полоской тротуара у самой нижней кромки окон первого полуподвального этажа. Изнутри, сквозь давно мытые оконные стекла, почти на уровне глаз, у самой кромки мостовой можно разглядеть ручейки и лужицы мутной талой воды. На другой стороне переулка кое-где видны последние набухшие под грязной ледяной коркой сугробы и редкие чахлые деревца, ещё не тронутые весенним теплом. 


Арка с улицы Горького в Большой Гнездниковский переулок

Вчера все думали, что пришла настоящая весна. Нашу группу, как обычно в хорошую погоду, водили гулять на совсем близкий Тверской бульвар. Солнце светило ярко и грело по-весеннему. На площадке бульвара, где мы всегда играем, снега и луж совсем не было. Но самое интересное началось после небольшой прогулки – нас повели смотреть кино в стоявший рядом, на другой стороне бульвара, малюсенький кинотеатр «Новости дня». Здесь часто показывали короткие, но интересные фильмы про разные страны и всякие удивительные места. На этот раз кино было про далекий-далекий север. Там среди льдов живут белые медведи, а подо льдом плавают похожие на больших рыб зверюшки, которых дядя-диктор называл полярными тюленями и нерпами. Было очень жалко больших и маленьких лупоглазых зверьков, когда страшный белый медведь подкарауливал и ловил их у ледовой полыньи, а иногда сам нырял за ними следом, пытаясь поймать в ледяной воде. Большущий медведь хорошо нырял и плавал в синей глубине, и всякий раз казалось, что вот-вот схватит беглеца своей зубастой пастью. 


Кинотеатр "Новости дня"

После кино нас, как всегда, построили парами и повели в детский сад обедать. Мы шли по тротуару вдоль бульвара до Пушкинской площади мимо таких же невысоких домов, как тот, где мы смотрели кино. Около дома, стоящего лицом к площади с большой аптекой, мы повернули направо, миновали начало бульвара и дошли по улице Горького до арки, ведущей в наш переулок к детскому саду. 


От памятника Пушкина виден старый дом с аптекой на углу ул.Горького и Тверского бульвара

Хороший день был вчера, а сегодня что-то не так, что-то произошло, о чем продолжали шушукаться воспитательница с нянькой, не замечая наших невинных шалостей. За окном в переулке редкие в это время прохожие все куда-то спешат, опустив головы или втянув их в плечи, не глядя по сторонам, а лишь себе под ноги, словно боясь поскользнуться и упасть на мокрый и грязный асфальт. Лишь совсем старенькая бабуля, худая и сутулая, в поношенном черном пальто с туго обвязанным вокруг головы темным шерстяным платком медленно бредет по тротуару у самого нашего окна. Снизу сквозь двойные стекла оконных рам, обклеенных на зиму по краям узкими полосками бумаги, хорошо видно, как она безудержно плачет, вытирая мокрое от слез старческое лицо то концом платка, то узкой морщинистой ладонью.

Раньше обычного за мной пришел папа. Я быстро оделся и мы вышли на улицу.

- Почему сегодня люди такие мрачные и сердитые, - спросил я у него - а одна старушка даже плакала? 

Он молча посмотрел на меня, всегда такой весёлый, улыбчивый, как-то странно ухмыльнулся и сказал, что умер самый главный дядя в нашей стране – Сталин. В голосе отца я не услышал ни грусти, ни тревоги, ни каких-то других чувств. Он сказал это спокойно, почти безразлично, словно о какой-нибудь ерунде, что случается каждый день, но и привычной для меня радости на его лице, когда он бывал со мной – тоже не было.

- Нужно ещё добраться до дома - сказал он, словно нас ждало какое-то необычное приключение и наш дом не был совсем близко у соседней площади Маяковского.

Мы прошли под аркой мимо входа в цыганский театр «Ромэн» и вышли на непривычную, словно незнакомую мне улицу Горького. Обычного потока машин на ней не было, по тротуарам и мостовой беспорядочно и в разные стороны спешили люди. Такое я видел раньше в дни праздников, когда машины на улице Горького не ездили, а праздничная демонстрация ещё не началась или уже закончилась. Только в этот раз не было никакого веселья и радостной суеты, мелькавших повсюду красных флажков и бантов, торговцев разноцветными воздушными шариками, пищалками «уди-уди» (особенно любимыми мною короткими дудочками с воздушным шариком на одном конце: надуешь шарик и дудочка пищит), прыгающими мячиками на резиновых нитях, сладкими леденцами-петушками на палочках и другими заманчивыми игрушками. Лица снующих туда и сюда людей были одновременно хмурыми, озабоченными и возбужденными.

Смутно помню и демонстрацию на Красной площади – красной от флагов и транспарантов, больших портретов на красных полотнах. Я на папиных плечах и пытаюсь разглядеть на далёкой трибуне маленький силуэт человека по имени Сталин. Вспоминалось с трудом – я был тогда совсем маленьким.

Сейчас я понял, почему папа обеспокоился дорогой домой. Троллейбусы, на которых мы всегда быстро добирались до соседней площади, сегодня тоже не ходили. Вся улица в конце Пушкинской площади от высокого углового желтого дома до другого угла – серого дома кинотеатра «Центральный» - была перегорожена конной милицией. Рыжие, вороные и светло-серые лошадки беспокойно перебирали копытами, косясь своими большими глазами на столпившихся людей. 


Кинотеатр "Центральный" на углу Пушкинской площади и ул.Горького

Папа что-то долго пытался объяснить сидящему верхом милиционеру. Было шумно и страшновато рядом с волнующимися лошадьми, и я почти не слышал слов отца и что ему отвечали. Наверное, папа говорил, что мы живем недалеко и нам по-другому никак не попасть домой. Наконец, лошади чуть раздвинулись, и нам разрешили пройти.

Ближе к Маяковской, навстречу нам по мостовой, шло всё больше людей. Их лица казались более оживленными и не такими мрачными, как позади, на Пушкинской площади. Иногда даже слышались робкие и короткие трели гармоней. Это прибывавшие в Москву на Белорусский вокзал пригородные поезда подвозили новые и новые толпы людей, многие из которых были, как сказал папа, «навеселе», и которые волнами растекались по Москве, по ее главной улице в сторону центра. 


Толпы идут прощаться с вождём по ул.Горького у Пушкинской площади

Под вечер пришла домой взволнованная мама. Мама тоже торопилась в детский сад - вдруг, отец не сможет забрать сынишку. Она работала в прокуратуре РСФСР, на углу Кузнецкого Моста и Рождественки (тогдашней ул. Жданова). Весь Кузнецкий запружен народом. Спускалась по Жданова к бульвару и Трубной площади. По свидетельствам очевидцев и историков, это было самое гиблое место: там в низине Трубной площади толпа не могла рассосаться несколько суток; многие были раздавлены и затоптаны насмерть.

Так вот, мама спускается на Трубную. Вокруг возбужденные лица, валяется много обуви. Ей нужно по бульвару в сторону Пушкинской площади. Людские волны захлестывают и прижимают к конному милицейскому кордону, закрывающему проход на бульвар. Толпа напирает все сильнее .Маму «продавливает» сквозь строй больших серых лошадей и плотно стоявших грузовиков. Она чудом выбирается с Трубной площади к Петровскому бульвару.

Дальше было полегче, и, не застав меня в детском саду, мама, как и я с папой, смогла добраться до дома. Мы, наконец-то, собрались в нашей маленькой квартирке, в двух крохотных смежных комнатках, в доме с кукольным театром Образцова на площади Маяковского… 


Кукольный театр С.Образцова на площади Маяковского (старое здание)

(продолжение следует)