Раньше я недолюбливал женские кожаные куртки светло-бордового, почти красного цвета. Они мне казались нелепой безвкусицей. Однако сегодняшний день развеял мои представления об этом. После этого дня я полюбил их безоглядно и  навсегда.

Она зашла в вагон метро, а я даже этого не заметил сразу.  Вагон был набит под завязку, хотя мои часы на мобильнике показывали всего лишь три часа дня по московскому времени. Подобная моя невнимательность имела оправдание: я был увлечен чтением новой книги, это был Джон Фаулз со своим «Коллекционером». Погрузившись в сложный мир романа, я сидел как блаженный, глупо улыбаясь от счастливых переживаний, полыхавших в моей душе большущим костром. И лишь когда настало время выходить из тесного вагона, я заметил ее.

Она стояла как раз передо мной, нависая, точно одинокая весенняя скала. Я сразу увидел ее куртку и недовольно отвернулся. Но что-то заставило меня еще раз бросить взгляд в ее сторону. И я не пожалел об этом. Внимательно осмотрев ее, я понял, что даже куртка подобного цвета не может погубить ее неземной красоты и немыслимого ореола очарования.

Серые глаза, точно песчаные утесы на берегу Балтийского моря, брови - разбегающиеся в разные стороны лица, словно длинные песчаные косы Каспия. Низкий белый лоб, каштановые прямые волосы, чуть ниже плеч. Узкая полоска гордых губ, так и манящих к себе. И какой-то таинственный туман счастья, незаметно витающий над ее головой. Какая красивая девушка,  подумал я в тот момент.

И хотя мне полагалось по всем данным выходить из вагона, я так и остался в нем, смешно прижавшись плечом к поручню вагона. Со стороны это, наверное, смотрелось, вполне конспиративно и не бросалось в глаза.  Выглядело это так, будто  парень решил заранее подготовиться к выходу на следующей станции, встав поближе к двери. Но мои глаза! Вот где была написана вся правда происходящего сейчас со мной! Чтобы хитрый  мой народ ничего не заметил, я быстро опустил глаза и попробовал сосредоточиться на чем-нибудь другом. Однако ни черта из этого не вышло, я как лунатик стоял и смотрел на девушку не в силах отвести  взора. А она скромно стояла, поражая все больше и больше меня своей неземной красотой. Станции понеслись неслышным потоком, мелькая стенами названий мимо меня, я уже и не думал том, чтобы где-нибудь выйти. Об этом, признаться, и мысли не было.

Но вот она заметила мой интерес к себе, мой затуманенный радостью находки взгляд. Как старый коллекционер женских незабываемых лиц смотрел я на нее с трехметрового расстояния. Мой взгляд ее сразу смутил, и она грациозно отвернулась. А я как ни в чем не бывало продолжал глазеть на нее, точно босоногий паренек на первый трактор в богом забытой русской деревне.

Но  молчание ее движений длилось не долго. Вот она бросила украдкой взгляд на меня. Я ухватил краешек взгляда, в нем был явно написан интерес. И моя радость будто бы на дрожжах начала быстро расти, с оптимизмом пополам. И так мы переглядывались до конечной станции, потом оказалось, что она тоже давно проехала свою станцию.

В конце железного пути мы оба, чувствуя неловкость положения как смирные котята, вышли на многолюдный перрон, абсолютно не представляя себе, что же делать дальше в подобной ситуации. Вот она пошла к газетному ларьку и, сделав очень задумчивое лицо, начала что-то выбирать среди пестрых журналов.

Я, преодолевая свою природную неловкость, так же пошел за ней следом к газетному ларьку и, сделав не менее важное лицо, принялся разглядывать сумбурный мир городской прессы. А сам краешком глаза наблюдаю за ней. И тут глаза наши встретились, хитрость не помогла. Все стало совершенно ясно. Перестав ломать комедию, я быстро подошел к ней и учтиво поздоровался, отвесив ей даже небольшой поклон. Как забавно, наверное, это смотрелось со стороны! Много бы я отдал за видеозапись этого момента. На минутку даже закралась абсурдная мысль обратиться на станцию, что бы попросить переписать то место записи с их камер, где мы стоим. Ведь камер на станции больше, чем людей.

Она улыбнулась мне очаровательной открытой улыбкой, как бы говоря, давно бы так парень, к чему эти длинные поездки на ненужные, богом забытые станции? Ответно поздоровалась со мной, не менее учтиво и галантно. С только ей присущей грациозностью движений. Какая все-таки замечательная девушка, закралась ко мне в голову мысль.

Дальше даже слова были не нужны. Я нежно взял ее за руку, а она ничего не сказала в ответ. Медленным размеренным шагом мы обошли турникеты и прошли на платформу к поездам, отправляющимся в другую сторону. Впереди зиял своим мрачным нутром тоннель, куда мы сейчас нырнем, точно аквалангисты-экстремалы. Я смотрел на нее и улыбался, Лена, смотрела на меня и тоже улыбалась. Давно я не сталкивался с подобной определенностью в отношениях  с девушками на восьмой минуте знакомства.    

Мы сели в поезд,  с шумом захлопнулись двери, и мы понеслись навстречу своей будущей судьбе.

Полгода мы упивались своей свободой, ходили в кино, посещали фотовыставки, сидели в маленьких уютных кафе под сенью вечера, гуляли по весенним городским паркам, с азартом ходили на всевозможные концерты. Она водила меня на такие  музыкальные вещи, которые я никогда серьезно вообще не воспринимал, и я радовался как ребенок новым для меня открытиям, никогда бы об этом и  не подумав раньше. Со своей стороны, в духе нашей новой добровольной демократии, она,  выказывая мне уважение, с удовольствием  ходила на концерты тех музыкальных и культурных людей и коллективов, которые  были у меня в безусловном почете и авторитете. И я видел меж таинственной темноты концертов и блеска огней ее неподдельную радость и гордость за меня, раз я люблю такие вещи.

Я как бы снова провалился в детство, скинул все свои маски и засохшие скорлупы традиций и привычек, стал непосредственным и совершенно новым человеком. Все казалось мне интересным, на все смотрел я раскрыв от удивления рот. Со стороны я, наверное, казался пациентом городского психоневрологического диспансера, до того же я был счастлив и жив! Жив именно в момент нашего живого общения и трогательного единства! Совершал какие-то совершенно детские поступки и нисколько не жалел о них, так как мы были вместе, и я жил этим. Было это моим вторым кислородом! А Лена была той станцией, где производился тот чудесный кислород! В ее глазах я видел радость и любовь, да, именно любовь, это бесспорно!

Иногда я замечал, что что-то тревожит ее, причем довольно сильно. Но на все мои вопросы она отвечала односложно: «Любимый, все в порядке, не бери в голову, со мной все хорошо».

 Я читал ей стихи, сидя на белой скамейке в Летнем саду, водил за руку по гранитной набережной, как маленького ребенка. А ей это безумно нравилось, она  смеялась и смотрела на меня взглядом немого обожания.  Мы смотрели в весеннюю, беременную вешними водами, Неву. И загадывали желания одно фантастичней другого.

Но центром моей внутренней вселенной были ее глаза, только в них я находил ответы на все свои вопросы. И шел за ними, точно опытный капитан, ведущий свой большой корабль по верной Полярной звезде. Чего таить, она и была для меня тогда как звезда, но не та, что на небе, далекая и холодная, а близкая, родная, земная звездочка. Самая любимая и ненаглядная, которую никогда бы не променял я ни на что другое. И даже мысль подобную считал кощунственной и недостойной себя.

 В этом замечательном КАЛЕЙДОСКОПЕ НАШИХ СОБЫТИЙ я позабыл обо всем на свете. На работе был сух и молчалив, делал лишь то, что требовали, в тренажерном зале никому даже «привет» не говорил, с друзьями был краток и скучен в общении. Родные не видели меня ни разу за полгода, лишь кошку удавалось мне кормить почти что регулярно, да еще я вовремя платил за квартиру, интернет и мобильный телефон. На большее меня просто не хватало, все время  я проводил с ней. Мы безудержно и бездумно тратили деньги, носились по городу точно завтра потоп и надо все успеть познать, увидеть, обрести. В азарте начали даже забираться в близлежащие города и веси. И так все время, от моего аванса до ее зарплаты, от моей зарплаты до ее аванса. Это было замечательно  и незабываемо!

Со временем мне это стало напоминать какую то сумасшедшую гонку. Но в каждой гонке есть лидеры и аутсайдеры. Я начал уставать от гонки, но ничего не говорил, радостно наблюдая за Леной, за ее стремительным бегом вперед по сияющей спирали развития, куда она увлекла и меня. Ради нее я готов был уставать столько, сколько ей нужно. От природы я выносливый человек. Я был счастлив и рад, потому как по душе мне были все эти необычные приключения. Их часто не хватало в моей сухой, официальной жизни, а часто и не было вовсе.

Может быть, к тому времени я был уже наркоманом, но это была, поверьте, счастливая наркомания, дающая только эйфорию и радость! Без боли и страданий, без физических мучений и психических потрясений.

Но однажды все это резко прекратилось. Началось все с того, что она не взяла трубку, когда я ей позвонил однажды утром. Жила она то у меня, то у мамы. Набирая ее телефон в течение нескольких часов я не на шутку разозлился и обеспокоился, ведь такого никогда еще не было. И я решил позвонить ее маме, домой.

Через шесть невыносимо длинных гудков мама взяла трубку. Я спросил, где Лена, сказав, что сегодня мы договорились днем пойти с ней в кино на «Парфюмера» Зюскинда. Сейчас у меня отличное радостное настроение, соскучился по Лене и чертовски хочу ее сейчас видеть. Обнять за узкую грациозную талию, зарыться с головой в роскошные длинные волосы. Которые все время источают разные ароматы, то это жасмин, то ландыш, то роза. И я, когда обнимаю ее,  купаюсь в океане ее  удивительных запахов. Маме, конечно, я этого ничего не сказал, а просто подумал про себя.

- Лена сегодня умерла, в шесть часов утра, во сне, - гулко резанув воздух, ответила мама. Глухим, убитым голосом. Трубка выпала из моей руки, я, судорожно обшаривая плиточный пол, поднял ее, и дико закричал в трубку: «Как, почему, когда? Не может этого быть! Нет! Нет! Нет!»...

Казалось, лишь одними вопросами была наполнена моя речь. Но и речью это было трудно назвать, больше это походило на крик  раненого зверя, который дремал до поры до времени во внешне вроде бы спокойном человеке. И, наконец, прорвался наружу, почуяв неладное.

Мать продолжала говорить, мокрым от слез голосом, который постоянно прерывался и  умолкал. «От рака умерла, разве она тебе ничего не говорила?» - слышу в голосе матери неподдельное удивление. Она уже восемь лет как больна. «Нет, черт побери, она мне ничего такого не рассказывала» - рычу я в ответ. Ощущение полной нереальности происходящего. Кажется, будто бы я в каком-то чудовищном сне, и все это подстроено кем-то страшным, каким-то еще  не известным моим врагом. И которого я обязательно найду, не сейчас, но со временем обязательно найду!  Найду и безжалостно расправлюсь с ним!

Тут  я с ужасом понимаю, что нет, это вовсе не сон. Это проклятая реальность - и вот она снова ухмыльнулась мне своим ужасным ликом, раскрыв свою прожорливую мерзкую пасть.

- Врачи давно уже предупреждали ее, продолжала мать свой скорбный рассказ. И вот это неизбежно случилось. Я, наверное, этого не переживу, - тихо, тихо добавляет она потом.  И тут я, не выдержав ужаса и нелепости происходящего, просто закричал в трубку!

- Давайте я сейчас приеду, я должен все знать, вы же знаете меня! Мы с ней уже полгода как вместе.

- Нет, только не сейчас, - голос матери зазвучал сталью. - Сейчас приедет ее муж Сережа с детьми.

- А она что была замужем? - Рот мой как будто бы наполнился мягкой ватой и сигаретным пеплом. И вот пепел тает, кружится во рту в странном танце. Как будто идет густой тяжелый снег. Заваливает все кругом, не давая шанса на спасение.

- Да, а ты  не знал? - в голосе матери появляются нотки нежности и доброты. - Она четыре года уже как замужем, два ребенка, мальчик и девочка. Внучата мои ненаглядные, -  приговаривает она.

- Нет, не знал, - медленно произношу я свои белесые мягкие слова, с тяжелым усилием вышвыривая слова изо рта. Ведь она еще такая молодая, ей всего было - да, ловлю себя на этом новом, страшном смысле слова «было», - было всего двадцать четыре года. Язык обмяк и еле шевелится во рту. Точно свинцовая крышка накрыла мою голову, стало тихо, пустынно и непонятно. Вроде больше и говорить то не о чем, и все это стало вдруг бесполезно и мертво, как Лена.  Кончилось НАШЕ БЕЗУДЕРЖНОЕ СЧАСТЛИВОЕ ВРЕМЯ!

 Я  полностью выключаю телефон,  кидаю его на пол, как уже ненужный и смешной предмет, падаю на диван и гляжу в белый пустой потолок. Лежу, смотрю в одну точку, ни о чем не думаю, молчу, ничего не хочу. Кошка запрыгнула ко мне на грудь, и ластится, лижет мне грудь и лицо. Но я ничего этого не замечаю, лежу, словно живой мертвец.

И белое безразличие к жизни завладело мной с той поры...