Как я писал еще весной, всплеск популярности Каддафи как всемирно-исторического деятеля пришелся на 2011 год. До этого, он уже давно вел с точки зрения масскульта эксцентрично-размеренную жизнь и по большому счету мало кого интересовал, у нас в стране, уж точно. Изредка писали про его чудачества, при шатер, про золотой пистолет, про сына-футболиста, про женщин-телохранителей - но это все не то. Этим в историю войти трудно. У различных африканских лидеров, если начинать их перебирать можно встретить и не такую эксцентрику.

Такое представление как о далеком диктаторе-эксцентрике (в меру кровавом и предсказуемом) формировалось СМИ. И большинство людей жило в той картине мира, где Каддафи был тем персонажем с шатром, золотым пистолетом и сыном-футболистом. И не сказать, чтобы большинство эту картину принимало. Оно просто отмечало для себя такой факт - да, есть Каддафи, и про него можно сказать то-то, то-то и то-то. И практически никто не читал ни речей Каддафи, ни его "Зеленой книги", не изучал принципы, на которых построена Джамахирия, а самым известным для масс из сыновей Каддафи был не "полководец" Хамис, и даже не "политик" Саиф, а тот самый сынуля-футболист, засветившийся когда-то в "Ювентусе".

Причем надо понимать, что на самом деле и тогда существовал будущий герой войны Хамис, и говорливый политик Саиф, и талантливый организатор Мутассим. Они были и тогда, но просто большинство про них ничего не знало и даже не испытывало потребности узнать.

В современной масскультуре популярные представления о Каддафи и его семье прочно находились на задворках общественного сознания. Практически никто не видел в нем очевидной ныне подлинности, и тем более никто не видел в нем того всемирно-исторического величия, которое сейчас хорошо заметно даже самым недалеким гражданам.

Разумеется, законченный исторический образ Каддафи сформировался в 2011 году и, по большому счету, именно события 2011 года определили для Каддафи место в истории, несмотря на то, что и его приход власти и его труды на благо ливийцев, тоже имели серьезное значение. Но в таких вещах зачастую и проявляется гримаса истории - то что было до 2011 было, конечно же, важно, но не так важно, как то, что произошло в 2011.

Вольно или невольно, но агрессия против Ливии дала широким народным массам посмотреть на Каддафи вблизи, не только как на правителя, но и как на человека. И многих в этот момент приближенного рассмотрения охватило озарение. Они увидели подлинность. Публичный образ Каддафи оказался не упаковкой - сопротивляясь агрессии он полностью соответствовал тем принципам, которые провозглашал. Он не сдался агрессорам, он сопротивлялся агрессорам, он не бежал от агрессоров.

Все это, конечно же, логично вытекало из его работ и речей, но массы-то этих работ не читали, а речей не слушали. Это уже после началось повальное зачтение "Зеленой книги" и старых речей полковника. И когда люди видели совпадение выдвигаемых тезисов, изложенных на бумаге, с реальными поступками, начал рождаться тот мифический Каддафи, который, несомненно, уже вошел в историю безотносительно того, жива его физическая оболочка или мертва. Разумеется, он таким был и ранее, но большинство увидело это только сейчас.

Такой прижизненной мифологизации в истории человечества удостаивалось очень мало людей. Разумеется, самый очевидный аналог, это коллективный миф о Че Геваре.

В чем особенность таких мифов? В первую очередь они отметают все то, что мифу не соответствует - грязь вражеской пропаганды, реальные и мнимые ошибки мифологического героя - главный герой мифа приобретает все возможные положительные черты и теряет все отрицательные.

Тут нет деления - хорошо/плохо - это данность, с которой нам жить. Мифический образ Каддафи, созданный в 2011 году, уже прочно вошел в современную масскультуру, причем, как и в случае с Че, он вошел в эту масскультуру вопреки желаниям рулевых медийных империй, которые старались на протяжение всего 2011 года не допустить складывания этого мифа и его широкого распространения.

Каддафи, как очевидно, должен был войти в историю как кровавый тиран-самодур, который в конце концов струсил. Его таким хотели видеть, и грубый вброс: мол, он прятался в канализационной трубе, был еще одной попыткой предотвратить неизбежное.

В итоге получилось все с точностью до наоборот. Каддафи вошел в историю как мудрый лидер, до конца со своим золотым пистолетом сражающийся с агрессорами, имеющими высокоточную авиацию - без страха и упрека. Весь негатив, связанный с Каддафи, по мере формирования этого мифа постепенно отваливался, так же как героическая одиссея кубинского революционера затмила собой все то, что он делал неудачно или не делал вообще (собственно, пост министра экономики он покинул не на пике своей славы, мягко говоря).

Произошло крайне неожиданное явление для общества спектакля, где правит бал постмодерн. Люди, совершенно далекие от Ливии, Каддафи и его принципов, вдруг неожиданно (и прежде всего для самих себя) поверили в Каддафи, потому что он стал символом того, что они уже долгие годы не могут для себя найти. Каддафи стал прежде всего символом подлинности. Он показал, что подлинность в мире есть, просто она не всегда заметна в королевстве кривых зеркал, где объективность, отражаясь в этих кривых зеркалах экранов телевизоров и мониторов, превращается в беспредметное месиво.

Каддафи, который был гостем из прошлого, из эпохи Холодной Войны и поствоенного периода, неожиданно для всех стал образом, коренным образом вступающим в противоречие с существующими представлениями о реальности, где подлинности, казалось бы, не должно остаться.

А ведь для этого потребовалось всего-то - ответить за свои слова - не струсить, не убежать, сражаться.

Именно в этом глобальное отличие Каддафи от Хуссейна или Милошевича, которые сдались и лишь подтвердили для масс, что все выспренные фразы того же Хуссейна не стоят ничего. И Хуссейн и Милошевич сдались - и тем самым самолично поставили крест на своем месте в истории. У них был шанс разыграть тот Исторический Сюжет, который предоставился Каддафи, но они им не воспользовались.

Именно поэтому конечная историческая оценка у них будет совершенно разная.

Война в Ливии показала нам Великий Сюжет и Великого Героя. То, чего, казалось бы, уже не могло быть. Ни в одной из войн начиная с 1991 года, мы не видели ни Сюжета, ни Героя. Старые смыслы и сюжеты, казалось бы, давно закончились. И есть глубокий символизм в том, что именно старый полковник показал всему миру, что даже в разлагающем зловонии постмодерна может быть Сюжет и может быть Герой.

И от этого осознания, вера людей в Каддафи на протяжение года лишь крепла, они видели в нем то, чего не видели в своих лидерах. Хотя казалось бы, какое дело гражданам бывшей красной империи до далекого ливийского полковника. Зачем они пишут на стенах "Каддафи жив!", почему множество рсосиян не верили известиям о его убийстве даже в течение нескольких дней после первых траурных новостей из Сирта?

Некоторые просто не понимают, что в нашем обществе, остро лишенном внятной Идеологии (окромя потреблядства, конечно же), лишенном Сюжета развития и лишенном Героев (старые герои растоптаны и оплеваны, новых не создали), идут глубинные тектонические процессы, незаметные за многочисленными кривыми зеркалами. Не находя в окружающей реальности требуемой подлинности, люди смотрят в свое прошлое или на внешний мир, пытаясь хотя бы там разглядеть что-то кроме фальшивых медийных образов.

Отсюда и феноменальная популярность давно умершего Сталина. Отсюда и столь же массовая популярность старого ливийского полковника. Для современной России это символы преодоления идеологического тупика, своего выбора в пользу борьбы даже в условиях относительного благополучия: когда Героями становятся давно умерший вождь погибшей страны и африканский лидер, сражающийся с неодолимой силой в ливийских песках.

Не в силах разглядеть в окружающей реальности настоящую подлинность, общество заполняет эту пустоту своим прошлым и частичкой чужого Сюжета. Эти люди знают, что никто из нынешних вождей не сможет ответить за свои слова так как Каддафи. Тут нет логичного объяснения - это просто вера в то, что Каддафи лучше. В этом собственно и заключается суть. Подлинное рождает веру. Не подлинное - неверие.

Поэтому когда на коллективный миф о Каддафи начинают покушаться, называя людей, поддерживающих Каддафи, фанатиками или того хуже, это всего лишь еще один фронт войны подлинного с не подлинным. Кому нужен объективизм королевства кривых зеркал если он показывает только пустоту - полный идеологический вакуум и отсутствие смысла?

Подлинная историческая роль Каддафи заключается не только и не столько в том, что он сделал для Ливии. Каддафи сделал куда как более важное дело - своей борьбой он в течение этого года менял и меняет мировоззрение людей во всем мире. Он показывал - да, тяжело, смертельно тяжело, но со смрадной военной машиной политического постмодерна можно и нужно бороться. Показывал своим примером, своей жизнью, которая всю войну была в перекрестье прицелов. Он мог бы умереть растолстевшим ряженым бидуином, бежав в распахнутые ему дружелюбно страны Африки, что пониже Ливии на материке, но он выбрал смерть в бою, с оружием в руках.

И поэтому совершенно логично, что несмотря на вал сообщений о гибели Каддафи, значительная часть его сторонников отказалась с этим смириться. Более того, я уверен, что даже если Каддафи действительно убит (а у меня на этот счет еще есть сомнения), все равно - будут люди, которая несмотря ни на что скажут "А все таки он жив!". И они будут правы, потому как даже мертвый Каддафи, как и Ленин, "Живее всех живых". Он уже давно больше чем человек. Каддафи живой он или мертвый, стал всемирно-историческим коллективным мифом. А миф, в отличие от человека, уничтожить невозможно.

Повторюсь, я пока не уверен, что Каддафи действительно убит, но даже если это действительно произошло, на сложившийся образ первого Героя XXI века это уже не повлияет.

На тему возможной гибели Каддафи, мне вспоминается стихотворение молодого Сталина, которое можно рассматривать как пророческое.

Ходил он от дома к дому,
Стучась у чужих дверей,
Со старым дубовым пандури,
С нехитрою песней своей.

А в песне его, а в песне
Как солнечный блеск чиста,
Звучала великая правда,
Возвышенная мечта.

Сердца, превращенные в камень,
Заставить биться сумел,
У многих будил он разум,
Дремавший в глубокой тьме.

Но вместо величья славы
Люди его земли
Отверженному отраву
В чаше преподнесли.

Сказали ему: “Проклятый,
Пей, осуши до дна...
И песня твоя чужда нам,
И правда твоя не нужна!

В случае с Каддафи можно быть уверенным - его Правда не затеряется в истории и те сердца которые он разбудил своей беспримерной борьбой будут нести с собой частичку той подлинности, которую дал им Каддафи.