- Алексей, это профессор Чен. Вы далеко от центральной станции живете? Сможете туда завтра в полвторого подъехать?

Дай, думаю, подъеду, что это за китайский профессор хочет со мной на вокзале потусоваться. А там вот какая история.

В 1939 г. в Шанхае японские солдаты застрелили молодую китаянку, которая пыталась помочь бежать двум арестантам. Муж этой женщины уже умер, остался сын трех лет. Его взяла воспитывать бабушка. Жили они в трущобах на окраине, перебивались с хлеба на воду. Японцев выгнали националисты. Потом умерла бабушка, потом пришли коммунисты. Мальчику исполнилось 12 лет.

Чена определили в школу, назначили народную стипендию. Он учился лучше всех и когда ему исполнилось 17 лет, его отправили продолжать образование в Москву, в Станкин. Парень влюбился в СССР. Закончил институт с золотой медалью, выучил 300 русских песен и ездил в стройотряд на целину. Но отношения между нашими странами испортились и китайских студентов отозвали на родину.

В 1957 Великий Кормчий провозгласил знаменитый лозунг, "Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ". Интеллигенцию приглашали критиковать партию. Чен отозвался. Ему не нравился культ личности и конфронтация с СССР. Все это вместе потянуло на 8 лет "за контрреволюционную деятельность".

В лагере, говорит, было очень трудно. Рабочие и крестьяне как-то справлялись, а ему, интеллигенту, было очень тяжело. Считал дни. 2922 минус один. Минус еще один. Говорит, каждый день вспоминал "Судьбу человека", очень помогало. И пел про себя "По тундре, по железной дороге". Поет, кстати, до сих пор неплохо, теперь вслух.

Вместе с Ченом сидел мужик, которого во время Гражданской войны насильно мобилизовали гоминьдановцы. Ему приходилось особенно плохо. Вохра считала, что он предатель и враг и постоянно издевалась. Однажды этого чувака за незначительный проступок застрелил сержант, начальник конвоя. Прямо на глазах у других заключенных.

В 1971 Чен откинулся, в 1977 его реабилитировали и разрешили жить в Харбине. На следующий день по приезде он пошел в народный суд и подал заявление о том, что на его глазах несколько лет назад солдаты убили заключенного. Беда была в том, что тот сержант успел сделать карьеру и теперь был районным судьей. Поэтому дело шло со скрипом. Но Чен не отступал. Ходил по судам и партийным инстанциям, доказывал, собирал свидетелей. В 1989, за месяц до Тяньанмын, суд приговорил таки того сержанта к 3 годам за убийство.

Но тот как-то выкрутился, вышел на свободу и восстановился в должности. В 1997 Чена стали травить в прессе. Газеты писали что он оклеветал честного патриота и уважаемого человека. А еще через пару лет, на Чена и его близких стали нападать на улице. Стало ясно, что дальше вопрос будет решаться ножом, а не судом и газетами. Чен уехал в Россию, к друзьям. Потом ООН признало его беженцем и направило в Швецию.

В Швеции Чен вступил в Социал-демократическую партию. Встречался пару раз с нынешним премьером Левеном, объяснял как нужно помогать политзаключенным в Китае и что делать с Фаньлунгуном. Жениться вот собирается. Через три месяца у него юбилей, 80 ему стукнет. Зовет в гости.

Он когда позвонил, я грешным делом, подумал что это китайская разведка, наконец, мной заинтересовалась. Когда встретились, понял, нет, не разведка. Маленький пенсионер в поношенном пиджаке и рваных туфлях. Просто живое олицетворение ХХ века. Но все время думал, как он меня нашел?

А он говорит, передавайте привет вашей маме, Алешенька. Я очень много хорошего про нее слышал, когда с ее однокурсниками на целину ездил в 1960 году. Такое, говорит, не забывается.