На прошлой неделе под председательством спикера Госдумы Нарышкина состоялось заседание либеральной платформы Единой России - как известно, фракция там делится на либеральное, государственно-патриотическое и ещё какие-то крылья. Почему практику проведения открытых заседаний завела именно либеральная платформа, и почему меня регулярно туда приглашают, - загадка для меня.

Объявленная тема "Место советского периода в российской истории - от 1917 до 1991" мне не показалась слишком актуальной, - это на фоне-то украинских событий и прочих мировых катаклизмов. «Ты ничего не понимаешь, - строго сказал мне мой приятель, сотрудник АП. - Это сейчас самая актуальная тема. Актуальней не бывает.»

О как.

На открытые заседания либеральной платформы ЕР всегда приглашают широкий круг экспертов по обсуждаемым темам - в данном случае позвали наш исторический научный истеблишмент во главе с Чубарьяном, в последнее время сформировавший Российское историческое общество. Первой задачей общества стало написание проекта пресловутой концепции единого учебника истории. Забавно, что кроме Чубарьяна, никто из высокопоставленных «смотрящих за историей» - ни курирующий гуманитариев вице-президент РАН Некипелов, скромно и безмолвно просидевший все три часа, ни главный архивист Мироненко, который, если вы помните, будет первым, кого мы расстреляем КМПКВ, не проронили ни слова. Титана советской истории Ю.С Кукушкина, моего легендарного бывшего декана, организаторы вообще не посадили за круглый стол, и он скромно сидел на приставном стульчике у стеночки. Смотрелось это, кстати, крайне некрасиво.

Нарышкин коротко поприветствовал собрание, а перед этим всем раздали распечатанный текст - невнятный поток сознания с обилием многоточий из серии «за всё хорошее против всего плохого». Хочется посоветовать Нарышкину разогнать всю его службу спичрайтеров и набрать новых. По крайней мере, говорит Нарышкин куда чётче и осмысленнее, чем пишут его спичрайтеры.

Заседание вел председатель либеральной платформы Плигин. После обширного академического вступительного слова академика Чубарьяна, которое вроде как должно было задать обсуждению подобающий спокойно-наукообразный характер, слово дали Виталию Товиевичу Третьякову. Если Плигин это сделал умышленно, то мне остается лишь ехидно похихикать: Третьяков, явно раздосадованный отсутствием своего с давних пор любимого оппонента Ципко (стаканы и бутылки с водой как раз наоборот, наличествовали) тут же сломал весь сценарий и сразу поставил весь зал на уши.

Эмоционально проклянув либерализм и заявив, что его примиряет с существованием либеральной платформы только симпатичная личность Плигина, Третьяков объявил, что собирается добиваться двух вещей: 1) чтобы прекратили позориться на весь мир, во время Парада Победы занавешивая мавзолей Ленина тряпочками и декорациями 2) чтобы в Александровском саду восстановили "стелу III-го Интернационала" (так её поименовал Третьяков), воровски, под покровом ночи уничтоженную властью и превращенную в обелиск династии Романовых. "Над нами весь мир смеётся, - сказал Третьяков, - как над нацией, максимально ориентированной на самоуничтожение. Давайте, наконец, начнем себя уважать!"

Зал загудел - начало выдалось ударным:). Слово тут же взял Михаил Барщевский. «А давайте, - говорит, - прежде чем говорить о единой концепции отечественной истории, закроем одну явную правовую лакуну. Давайте на государственном уровне, законодательно, юридически, окончательно, раз и навсегда признаем сталинские репрессии государственным преступлением. Пока мы этого не сделаем, никакой истории и никакой жизни не будет».

Народ заёрзал, предвкушая свару.

Плигин крякнул и замычал. «Вы знаете, - говорит, - я бы не торопился делать что-то окончательно и раз и навсегда, потому что это неизбежно сработает на раскол общества, а не на его консолидацию. Давайте мы лучше пока прислушаемся к предложению Виталия Товиевича, ладно? Мавзолей там… И эту восстановить… как её, Виталий Товиевич?...»

- Стелу III-го Интернационала, - подсказал Третьяков.
- Во-во, её, - закивал Плигин.
- Я вас услышал, Виталий Товиевич, - многозначительно сказал Нарышкин.

Браво, Третьяков. Хоть кто-то сказал об этом вслух. Теперь главное не слезать с этой темы.

Дальше обсуждение пошло достаточно ровно, хотя и тут не обошлось без сюрпризов:). Представитель Уральского отделения Академии Наук порадовал нас откровением, что революций в России больше не будет, поскольку все революции случались из-за того, что людям нечего было есть, а сейчас продовольственная проблема решена, голода нет, поэтому и революционных потрясений не будет.

Слушайте, я начинаю всё больше солидаризироваться с Министром Ливановым в его одержимом стремлении разогнать Академию нахуй.

Впрочем, в неакадемическом секторе дела тоже плохи. С удивлением для себя обнаружила, что Рудольф Пихоя, роль которого в нашей исторической науке и практике ещё предстоит оценить, в истории мало что понимает. Уровень суждений какой-то непозволительно странный, мягко говоря, для человека, многие годы отвечавшего за наше архивное дело.

Удивил совершенно в обычное время травоядный либерал Павел Медведев (бессменный депутат ГД, уполномоченный по правам инвесторов при Президенте), которого я знаю как блестящего и вполне аполитичного профессионала, вдруг принявшийся агрессивно наезжать на «сталиниста Третьякова» за то, что односельчане его, Медведева, бабушки в 30-е годы от голода ели собственных детей. Он прессовал Третьякова так, что складывалось впечатление, что детей Третьяков поел лично.

Ну и чистой байкой из склепа выглядел Шелов-Коведяев, хрустевший французской булкой на тему того, что российская политическая элита проспала 1917 год, потому что в её жизни ничего не менялось - работали театры, рестораны, а пращуры Шелова-Коведяева как устраивали журфиксы и играли в карты до Октября, так и продолжали этим заниматься после оного.

В конце заседания слово предоставили моему другу и товарищу, видному теоретику, практику и иконе современного анархизма доктору исторических наук Вадиму Дамье, но он, как классический анархист, высокое присутствие проигнорировал - табличка с его фамилией стояла перед пустым стулом.

В общем, дело отечественной истории в надежных и натруженных руках.